Раньше Мэддокс не знал, что собирается сделать с этой женщиной, теперь же знал наверняка. Он испробует ее на вкус. Ее всю, независимо от того, наживка она или нет, охотник или нет. Он просто хотел ее. «После всего, что я вытерпел, у меня есть право на толику счастья», – решил он.
Даже в бытность элитным воином на службе богов Мэддокс никогда не желал какую-то одну, конкретную женщину. После того как их прокляли, он лишь подбирал, что мог и когда мог. Но Эшлин была особенной. Он желал ее сильно, хотел немедленно.
«Куда Люсьен поместил ее? – думал он. – В комнату, что примыкает к моей? Наверное, сейчас она лежит, распластавшись на кровати, нагая, прикрытая лишь шелком простыни. Вот как я возьму ее, – решил Мэддокс, – не в лесу, как обычно, не на холодной, промерзшей земле, а в постели. Медленно входя и выходя из нее, я буду видеть ее лицо, ощущать нежность ее кожи». Тело его воспламенилось, и огонь этот не имел ничего общего с тем, что бушевал вокруг.
«Она хочет навредить нам. Мы навредим ей раньше», – отозвался на его мысли демон.
«Даже и не думай! – отрезал Мэддокс, силясь подавить Насилие, который, к его удивлению, прекратил выть и реветь и проявил интерес к Эшлин. – Я не чудовище!»
«Мы – одно, а эта женщина опасна», – возразил дух.
В этом демон Насилия был прав. И все же еще никогда прежде воин не сталкивался со столь хрупкой женщиной, как Эшлин. Одна в лесу, прекрасная и полная тайн. С убийцами на хвосте. Была ли она с ними заодно – это ему еще предстояло выяснить. Мэддокс решил, что разыщет и допросит ее утром, когда Люсьен вернет его душу в исцеленное тело. «Нет, – подумал он. – Сперва я к ней прикоснусь. Поцелую. Попробую на вкус каждый сантиметр ее тела, как только что воображал». Несмотря на боль, Мэддокс улыбнулся широкой блаженной улыбкой. Эта женщина смотрела на него счастливым взглядом, последовала за ним, попыталась спасти его. Она сама выбрала свою судьбу. И эта судьба ведет ее прямиком в его постель.
И только потом, закончив предаваться любви, он допросит ее. «И если выяснится, что она в самом деле наживка, – подумал Мэддокс, и в ответ на эти мысли его грудь наполнилась болью, – я обойдусь с ней так же, как и с охотниками из леса».
– Титаны свергли греков, – объявил Аэрон. Час назад он вернулся в крепость, переполненный новостями, и горел желанием ими поделиться, но возможность представилась только теперь. Суматоха наконец улеглась, но он понимал, что, как только смысл его слов дойдет до сознания воинов, разразится буря.
