Понимаете, меня почему-то не оставляет чувство вины перед Павликом: вот я жив, а он, мальчишка, погиб…
Иона Захарович снова зашагал по комнате. Федор молчал, наклонив голову и упершись взглядом в стол.
— Хотя, казалось бы, — опять заговорил отец Любы, — никакой логикой чувство своей вины перед Павликом объяснить нельзя…
— Я тоже, — сказал Федор, — моих товарищей вспоминаю, снятся они живыми. Особенно мой капитан — Колюшкин. Я его раненого на себе нес несколько километров. Выходили з разведки. В нашем расположении помер.
Часа через полтора Федор ушел. Люба пошла его провожать.
Родители остались в комнате.
— Иона, — сказала Елена Анатольевна необычно низким голосом, — Федор — это серьезно.
— Волнуешься? — спросил Иона Захарович.
— Конечно… И ты, вижу, тоже.
Иона Захарович взглянул на жену грустно, просветленно:
— Теперь уже нет, Леля. Знаешь, кого мне напоминает Федя? Наших с тобою сверстников, которые в начале двадцатых годов приходили с фронтов гражданской войны в вузы. Буденовка, гимнастерка с «разговорами», обмотки на ногах, порой длинная солдатская шинель — все их имущество. Зато была чистота помысла — выучиться! Понимали: неученый построить социализм не сможет. Некоторые пытались овладеть наукой кавалерийским наскоком. Не получилось. А вот другие, особенно упорные, основательные, становились, как тогда говорили, красными спецами.
— Значит, Федор, по-твоему, упорный и основательный, — сказала Елена Анатольевна.
— И человек чистых помыслов, — добавил Иона Захарович.
…Прошло два дня после визита Федора. Они с Любой встретились у памятника героям русско-турецкой войны, что стоит в начале сквера, спускающегося к площади Ногина.
Шел девятый час вечера. Уставший за день город постепенно стихал, отходил к ночи. В этой его части — она составляла деловые кварталы и входила в сердцевину столицы — было довольно пустынно. Изредка сигналили машины, погромыхивал трамвай.
Люба и Федор пошли по скверу к площади. Шуршали листья под ногами, встречались редкие прохожие. Молодые люди сели на скамейку.
Люба сказала:
— Ты понравился родителям. Папа говорит, что ты настоящий. А он очень точно улавливает суть в человеке. Это уже не раз проверено. Мама может и ошибаться. Она немного восторженная…
— Елена Анатольевна не согласна с отцом?
— Нет, мама того же мнения.
— Любочка… Ты понимаешь… — Федор судорожно глотнул. — Я очень радый. — Он нашел ее руку и сильно сжал: — Таки люди, таки люди… Без чванства. Простые и благородные…
