Несколько дней передышки и новые схватки. Волк-оборотень, толпа крестьян из северных баронств Бритунии, аквилонский рыцарь, поднятый из могилы черным колдовством, странное существо с зеленой кожей и острыми клыками, вооруженное шипастой дубиной, еще один медведь, уродливая черная пантера с длинным хвостом, заканчивающимся жалом скорпиона… и множество других воинов, угнанных в рабство или купленных на рынках Бритунии, Немедии или Заморы, а также зверей и неведомых этому миру существ, вырванных из тьмы и иных миров или выловленных кровожадной королевой Халоги и ее слугами.
* * *
Конан провел в плену почти три месяца. Множество новых шрамов украсило его молодое сильное тело, смерть и кровь еще больше закалили его воинский дух, он возмужал за эти дни, испив чашу страданий и пыток до дна. И чужая агония уже не так радовала его. На нее он здесь насмотрелся предостаточно.
Но скоро это все должно закончиться. Так думал он. Сегодня за ним не пришли, значит, новых боев пока не предвидится. Его дикое сердце все чаще направляло его мысли к миру, что остался за этими высокими стенами. Пыл Конана поутих, кровь больше не требовала яростных битв, он перестал радоваться победам. Он стремился на волю. Туда, где свежий ветер взметает снег, срывая его с черных неприступных скал. Туда, где лишь он сам хозяин своей судьбы. Туда, где есть день, ночь, рассвет и закат, и путь, что ляжет к ногам верным псом, и неизвестность, таящаяся впереди за каждым камнем и кустом. Настала пора покинуть эти проклятые богами застенки.
Несколько дней назад он решил, что убежит, оставит позади мрак Гипербореи и причуды ее кровавых властителей, унеся с собой в сердце вечное отвращение и ненависть к бледнокожим воинам-слугам северных колдунов.
Уже несколько часов он яро подтачивал одно из колец цепи, стягивающей его руки. Он очень усердно трудился и за несколько часов изнурительной работы, используя небольшой шероховатый брусок, который сумел пару дней назад стащить из клетки лекаря, почти до конца стер одно из них. Сейчас было бы очень легко, используя всю силу мышц, разорвать цепь, но он ждал. Ждал вечернего обхода, ждал того момента, когда надсмотрщик откроет дверь его камеры, чтобы впустить внутрь слепого старика-разносчика.
Вот и знакомый скрип старой тележки, которую слепой раб подкатил к его камере, тенью скользящий перед ним Железная маска загремел ключами и открыл дверь. Он медленно вошел, держа в одной руке факел, осматривая камеру, бросил взгляд на цепь, но ничего вроде бы не заметил. Затем он взглянул в напряженные блестящие глаза узника, и казалось, этот взгляд заставил его испытать невольный страх и холодную дрожь. Тюремщик заколебался, видимо что-то уловив в синей глубине глаз Конана, и шагнул спешно к двери, когда странный звук, раздавшийся у него за спиной, заставил его замереть у самой двери и оглянуться.
