Загадка белого «Мерседеса» | страница 56



Таможенники тоже — это только подтвердило его предположение.

— Вы же знаете, как это бывает, инспектор; у нас часто облавы на часы или фотоаппараты. Из-за кофе и одеял мы не станем возиться, если только они уж совсем не наглеют. Сколько приезжает немецких хозяек, чтобы сделать закупки на уик-энд в Венло, потому что это немного дешевле? — пожав плечами. — Что же касается настоящей контрабанды — морфий или золото — мы не пытаемся контролировать это здесь, это — Барьер Келсе — главная дорога в Рейнскую область, тысяч пять машин в день. Если мы получаем сигнал из Амстердамского или Роттердамского отдела по борьбе с проституцией и продажей наркотиков, тогда мы останавливаем машину и обыскиваем ее. Но невозможно ведь обыскивать просто так, когда вздумается. Ведь унцию морфия можно упаковать в пластмассу и прилепить к шасси машины, да, любой машины. Вы что, думаете, мы будем просвечивать их рентгеновскими лучами? Вы знаете так же хорошо, как и я, инспектор, что контрабандисты так не попадаются. Их продает тот, кто не получил своей доли.

Именно! Здесь никто не замечал человека, пересекавшего границу еженедельно. Многие переезжали каждый день. Сколько народу жило на одной стороне, а работало на другой? Здесь даже почти не замечали, кто голландец, а кто — немец. Здесь на границе даже два языка так перемешались, что стало трудно отличить один от другого.

Нет, нет, с контрабандой дело не пойдет; у него была совсем другая идея. Все эти поездки взад и вперед через границу, — думается ему, что это делалось, чтобы отвлечь внимание, запутать. У него возникла теория насчет Стама, которую он собирался проверить. Пожав плечами, он поехал дальше, в Германию.

Часом позже, переехав мост Оберкасслер и въезжая в кричаще безвкусный, унылый центр Дюссельдорфа, он был уверен больше, чем когда-либо. Город как-то подходил к создавшейся у него точке зрения. Дюссельдорф ему, в общем, нравился. У него был второй привкус, как у Амре Пикон. Нарочитая хвастливость, печальный блеск, шумное очарование и мертвенная тишина пустыни, — каким-то образом это соответствовало его предположениям.

Ван дер Вальк не любил длинных утомительных поисков: слишком много их у него было за это время. Если бы он думал, что предстоит настоящая охота, он послал бы кого-нибудь другого. Он не собирался ехать в Полицей-президиум или в Торговую палату; не намеревался торговать вразнос своими снимками у окошечек «до востребования» или у столиков портье в отелях. Он даже не думал заходить к портному на Хофгартенштрассе. В голове у него была одна твердая цель, и если это не поможет, — тогда он сел в галошу.