Загадка белого «Мерседеса» - Николас Фрилинг

Розенграхт — улица в Амстердаме. «Грахт» означает канал между домами; дома там до сих пор еще стоят, но канал уже засыпали — уступка уличному движению. Сейчас, увы, — это, идущая от центра города, широкая и скучная магистраль, по которой движутся трамваи и машины. На полдороге еще высится изящное сооружение — Западная башня, одна из красивейших в Европе.

Все улицы в этом районе носят названия цветов, да и сам район Наполеон назвал «lе jardin» — сад. Это шутка, так как здесь традиционный район голландских «кокни», здесь живут те «истинные» амстердамцы, которые бедны, потому что слишком умны, чтобы работать, и выживают они только благодаря своей хитрости, сметливости и самым острым во всей Голландии языкам. Шутка эта злая, потому что улицы «сада» — Пальмовая, Лавровая, улица Роз, улица Лилий — старые трущобы, переполненные людьми.

Голландцы исказили французское слово, и «jardin» в Амстердаме называют «Жордаан». Район очень изменился, но амстердамец все еще уверен, что обитатели его никогда не работают и не стригутся; и здесь все еще случаются всякие забавные происшествия; по-прежнему бродит, хотя и бледный, призрак тех дней, когда закон не имел здесь никакой силы. Даже в преступлениях, совершаемых в Жордаане, есть нечто комичное.

Ван дер Вальк, инспектор амстердамской полиции, работающий в Центральном бюро расследований, прогуливался по Розенграхт и, как всегда, с удовольствием посмотрел на Западную башню. Снова опустив глаза, он заметил лежавшую на тротуаре картофелину и с наслаждением поддал ее ногой. «Всю прелесть этого паршивого городишки, — подумал он, — понимаешь только после того, как побываешь в каком-нибудь другом месте. Возвращаешься и думаешь: ну и мерзкая же дыра».

Из бара, где готовили крокеты, до него донесся тошнотворный запах растопленного сала. «Ну и город! Сплошная вонища! И все-таки приятно, после этого проклятого свежего воздуха!» Ко всем этим запахам добавился еще мелкий жирный дождик. Так, он это предвидел: ревматизм в левом бедре все утро давал себя знать. Ну что ж, вот хороший предлог, чтобы принять лекарство; джин — лучшее средство от ревматизма. «Надо беречь почки», — сказал он своему отражению в витрине, и с чувством облегчения скрылся в кабачке.

Дело было забавным, но на него оно нагоняло скуку. Уличную драку на Северной площади разогнали агенты из местного «жордаанского» отдела. И только через двадцать минут после того, как все утихло, шофер фургона обнаружил, что из кузова утащили меховые манто на триста или четыреста фунтов стерлингов. Грузовик стукнул по заднему бамперу фургона — с этого и разгорелся весь сыр-бор, — и от толчка запертые дверцы распахнулись. Кто-то стащил меховые манто; кто-то, у кого хватило ума не встревать в маленькую драку и большой разговор, последовавший за пыльным механическим поцелуем. И стащил очень спокойно и аккуратно: никто ничего не заметил, естественно — все были слишком поглощены обменом мнений и энергичной жестикуляцией. Шофер фургона, у которого был разбит рот и повреждено ухо, бесился так, что хоть смирительную рубашку надевай. Страховая компания тоже, хотя ущерб был нанесен только ее карману. Но ван дер Вальку, с недоверием выслушавшему нагромождение чудовищного вранья, смирительная рубашка была не нужна, ему было просто скучно.