«Как алмаз, — подумал он. — У них такие же таинственные качества, как у людей. Сердце из огня, которое не всегда себя проявляет. Каждый — единственный и неповторимый. Но чем больше граней, тем больше света. Подобно людям, они содержат в себе, скрывают и обнаруживают разные оттенки, жар и холод, внезапную жизнь и яростный огонь. Была какая-то английская метафора относительно неотшлифованного алмаза. Людей шлифует и гранит тот образ жизни, который они ведут, люди, которых они встречают — другие алмазы. И в некоторых появляются трещинки. Немногие обладают качествами драгоценных камней. Но каждый алмаз прекрасен, странный и завораживающий. И очень редко попадается по-настоящему ценный камень. Бриллиант. Вознаграждающий за узнавание, уход, изучение, любовь. Алмазы, — он это знал, — становятся страстью». Довольный своей фантазией, он поплелся спать.
На следующее утро он рано пришел на службу; нужно было многое сделать. Сначала предстояло написать рапорт и отнести его боссу. Потому что сам босс должен будет написать свой собственный рапорт для шефа, главного комиссара, который управляет всем аппаратом розыска, со всеми его отделами и службами. Босс — комиссар, командующий «Службой розыска», — вроде голландского Мегрэ — будет, в теории, руководить этим расследованием, как и всеми делами об убийствах. На практике же он окажется слишком занят, во всяком случае, так говорили. Истина заключалась в том, что комиссар Самсон отнюдь не походил на Мегрэ. Он был пожилым человеком, которому оставался год до пенсии, и он любил покой. У него не было желания фигурировать в газетах и без нужды расходовать энергию. Ни похвалы, ни продвижение по службе его не интересовали — он свое отслужил.
Все дела он предоставлял своим инспекторам — если на одного из них поверх всего остального навьючивали еще и убийство, — что же, тем хуже. Арлетт это было не по душе, но ван дер Вальк считал это справедливой платой за полную свободу действий. Старый Самсон позволял вам делать все, что заблагорассудится, а если вам случалось попасть в затруднительное положение, столкнувшись с бургомистром или судьей, он вставал на вашу защиту. Упрямо, не реагируя на язвительные слова или злобные письма. И когда прибывали коротенькие меморандумы — потому, быть может, что вы огорчили личных друзей каких-нибудь важных должностных персон, — он не махал руками, а царапал под тем же местом, где говорилось: «Выясните и доложите», — старинным готическим почерком: «Занимаюсь расследованием, Самсон», — и немедленно забывал о них.
