— Домой, она говорила.
— Врет. В 20.35 Агния села на каширскую электричку, которая останавливается, между прочим, в Герасимове.
— А, вы за ней следили?
— Заниматься слежкой, если вы помните, любил Глеб… еще есть любители, — Алексей поморщился. — Я к ним не отношусь.
— Откуда же вы знали, куда она поехала?
— Возле платформы я покупал пирожки с мясом на завтрак. А расстались мы с ней в метро у автоматов. Она бросила монету и двинулась к эскалатору. И вдруг спустя три минуты промчалась мимо меня, не заметив, и успела заскочить в последний вагон. Кстати, перед этим тридцать минут электричек не было, так что, возможно, она ехала вместе с Глебом.
— А вы уже знали про расписание, про электричку…
— Нет, машинально запомнил время на перронных часах, а проверил потом, после рассказа Дуни.
— Зачем?
— Меня интересует, — отчеканил Алексей, — кого обвинил юноша тут за столом и был ли кто-то третий на даче.
Опять закружилась голова, как от вина с терпким тонким букетом. Катя подошла к окну. Он пристально наблюдал. «Я его боюсь — давно, с первой встречи… но не могу выгнать… какое-то безволие, гипноз — оттого еще более боюсь».
— Он нас разыграл, — ответила она вяло.
— А после розыгрыша взял да отравился, так?.. Нет, Екатерина Павловна, он не играл… то есть играл, конечно, но всерьез. В ком, в ком, а в юношах я разбираюсь.
«Правда голубой»! — пронеслась смятенная мысль. — И не скрывает!»
— И в экстремальных ситуациях, — продолжал «голубой» хладнокровно. — Я знаю этот миг — между жизнью и смертью.
— По собственному опыту?
— Да. И по чужому.
— Да уж, вас голыми руками не возьмешь.
— Никому не советую. Одинаково владею и левой, и правой. Так вот, Екатерина Павловна, — тон его опять переменился: от жесткости, даже жестокости — к усмешке. — Я «заложил» вам женщину, которая мне чрезвычайно нравится. В ответ вы должны заплатить.
— Чем?
— Откровенностью — на большее не претендую. Что вам рассказала Дуня?
— Ничего такого, она просто испугалась, — Катя с раздражением отметила свой умоляющий тон. — Имейте в виду, если с ней что-то случится, я…
— Вы меня боитесь? — спросил он прямо и помрачнел.
В наступившей паузе металлически пискнули часы на его руке, он взглянул, перевел взгляд на настенные.
— Ваши отстают на полминуты, уже пять. Наконец зашипело, загудело, ударило. Стало как-то свободнее.
— Алексей Кириллович, вы разбираетесь в юношах… у вас сын?
— Нет. У меня нет детей.
«К сорока-то годам! Да, дело нечисто…»
— Просто приходилось иметь с ними дело.
