— Главное, что ты не сдался, — гладит мне лицо Аня. — Ты терпел, ты верил. Ты не терял надежду. И судьба отблагодарила тебя.
— Я и не рассчитывал на такую благодарность! — отвечаю я ей.
Мы сближаем губы и целуемся. Аня втягивает мой язык в свой красивый рот, облизывает его и слегка покусывает. Мне хочется визжать от восторга. Мне так хорошо, что сердце заходится в груди и норовит выскочить наружу. Любимая девушка целует меня! Она красавица, она идеал, я обожаю её! Я трогаю её грудь — Аня не против, мои прикосновения приятны ей. Мы ложимся на пол. Мои руки скользят по её телу.
— Ну хватит, хватит! — Алевтина Дмитриевна встаёт с дивана и разнимает нас. — Не хватало, чтобы вы мне ещё идиотов наделали!
Идиотов… Мы с Аней смотрим друг на друга, и смех распространяется во все атомы наших тел. Мы больше не в состоянии сдерживать его — он прорывается наружу, мы сидим в разных углах комнаты, куда развела нас Алевтина Дмитриевна, и смеёмся. Смех просто душит нас, мы чувствуем, что можем лопнуть от неосторожного движения. Я падаю на спину и дрыгаю ногами, Аня старается сдерживаться и даже закрывает рукой рот.
— Идиоты! — хохочу я. — Ты слышала, она назвала нас идиотами!
— Она недалёкая женщина, — пытается оправдать Аня свою мать, — она не подозревает о других возможностях разума. Ей предложили простую трактовку жизни, в ней всё отмерено и вычислено, и она с ней согласна.
— Да, — понемногу успокаиваюсь я, — наверное, для неё так лучше. Немногие смогут справиться с пониманием других возможностей. Но согласись, забавно слышать такое. Если бы она могла посмотреть на мир моими глазами, как сильно она удивилась бы!
Алевтина Дмитриевна принимается кормить нас. Она думает, что мы промахиваемся мимо рта потому, что у нас не хватает ума донести до него ложку, но разве понять ей, что мы делаем это потому, что нам безразлична еда. Нам безразлично, будем ли мы сытыми, будем ли мы жить или же завтра умрём — да разве может задумываться о таких глупостях человек, который избавился от страха? Мы живём настоящим, нам всё равно, что будет потом, а поэтому мы счастливы.
Впрочем, мы позволяем ей проявлять о нас заботу. Алевтина Дмитриевна подносит ложку к моему рту, я проглатываю суп и улыбаюсь ей. Она отводит глаза и смахивает рукой слёзы.
— Ванька, Ванька! — бормочет она. — И за что тебе такое наказание?! Анька-то с рождения такая, а ты… Господи, ужас какой смотреть на тебя! Как я с вами жить буду? Как?
