«Не пугайся! — услышал я её голос. — Никакого ада нет».
Я видел, как я вскакиваю с пола, размахиваю кулаками, как удары мои опускаются на лица окруживших меня парней, я слышал свой крик.
— Все сдохните! — орал я. — Всем горло перегрызу!
Потом меня снова сбили с ног. В руках у парней появились железные прутья, меня били ими по голове. Я шевелился и порывался встать.
Я смотрел на себя сверху, смотрел на бьющих меня людей, смотрел на лежащую у стены Аню и был печален, был тих, был задумчив.
Затем пришла темнота.
Свет гораздо ярче и чище, звуки сочнее, эмоции искренней. Я смотрю на свою ладонь, за ней рисунок окна, линии дрожат, извиваются. Я поражаюсь красоте и неповторимости таких естественных и простых форм. Я очень активен. Мне не хочется лежать, сейчас мне никогда не хочется лежать, я не могу находиться на одном месте, я двигаюсь, всё время двигаюсь, потому что энергия так и бьёт из меня, её невыносимо много, я не знаю, что с ней делать. Никогда бы не подумал, что во мне может таиться столько энергии.
— Скрытые резервы, — говорит Аня. — Ты не подозревал о них, пока судьба не преподнесла тебе шанс измениться. Ты не знал об этой стороне жизни и не мог подумать, что в ней может найтись нечто подобное.
— Ты права, — соглашаюсь я. — То, что казалось мне изнанкой, на поверку вышло обретением себя. Пелена спала, я смотрю на мир во все глаза и не могу насмотреться.
— Такова парадоксальная диалектика существования, — с улыбкой смотрит она в мои глаза. — Не в силах выйти за пределы своих ограниченных сущностей, люди оценивают окружающие их явления лишь в двоичной системе: плюс и минус. Чаще им видится минус, потому что они слишком слабы, чтобы поверить в великолепие замысла и его осуществления — замысла, имя которому жизнь.
— Раньше и я, — делюсь я с ней своими мыслями, — в своей высокомерной глупости считал жизнь проклятием, адом, бессмысленным приближением к концу. И только сейчас мне открылась светлая сторона мироздания — осмысленность, цельность, значимость. Я не верю своему счастью и безмерно радуюсь, что мне удалось дожить до этого момента.
— Просто ты стремился к нему.
— Ты думаешь?
— Я уверена в этом. Я замечала это стремление, когда ты был ещё за пеленой, оно было неоформленным, неясным, но оно вело тебя за собой. Я это явно чувствовала — недаром я полюбила тебя ещё тогда.
— Мне отрадно слышать такие слова. Отрадно понимать, что душевная неуспокоенность, которую я воспринимал не иначе, как тяжкий гнёт, являлась дорогой к нынешнему просветлению.
