Теперь вроде как с этим покончено. Хотя кто знает…
Я пил шесть дней. Вернее, шесть суток: я беспробудно пил и днем и ночью. Я ничего не ел, мало и плохо спал. Ничего удивительного, сон алкоголика тревожен и короток.
На пятый день Котова мне напомнила, что послезавтра у меня спектакль. Стал постепенно уменьшать дозу спиртного. На шестые сутки я принял всего лишь четыреста грамм водки — четыре раза по сто — и две бутылки светлого пива.
Есть не хотелось. Само упоминание о какой-либо еде уже вызывало рвоту.
В день спектакля я ничего не пил. Каждую минуту я вел внутреннюю борьбу с самим собой.
«А может, выпить немножко? — спрашивал я себя. — Буквально пятьдесят капель, а то совсем тяжко».
И тут же себе отвечал: «Потерпи, Курилочка. Потерпи, волчонок. Нельзя. Необходимо перемучиться. Хорошо?»
«Хорошо».
Проходила минута, и опять я взывал к своему рассудку:
«Ну пожалуйста. Всего-то полтишок. Хоть чуть-чуть поправить здоровье. Я же не смогу в таком разбитом состоянии работать».
«Сможешь, родной. Ты сильный. У тебя получится. Такое уже случалось. И ты справлялся. Ничего. Ничего. Прорвемся…»
Еще одна минута, и вновь по кругу.
«Нет, все! Не могу! Я подыхаю».
«Не начинай».
«Да пошел ты на хрен! Кто ты такой?»
«Заткнись, сука!»
«Я заткнусь. Заткнусь и пойду куплю себе… пива. Одну маленькую бутылочку пива. Ну прошу тебя, дружище».
Я ходил по квартире, метался из угла в угол, туда-сюда. Ходил и душил в себе стоны.
Малой находился у Котиной мамы. Сама Котя меня не трогала. Занималась своими делами, храня тяжелое молчание. За последние дни я ее порядком достал. Она меня тихо ненавидела.
К трем часам я нашагал уже, наверное, тысячу километров и все еще был жив. Я продолжал жить, но и борьба продолжалась.
«Послушай, дружище. Ты же знаешь, что прекращать так резко опасно. У меня может начаться белая горячка».
«Не выдумывай. Не так уж долго ты бухал. Успокойся. Доверься мне. Я полностью контролирую ситуацию. Ты обязан прийти в студию абсолютно сухим. При этом чтобы ни одна падла не заметила, что тебе хреново. Ты понял?»
«Я понял, начальник».
Короче, я многократный чемпион в редком виде спорта: невольная борьба с самим собою.
Ерунда… Кажется, я слегка драматизирую… Правда?
Я отыграл. И был на высоте. Я лишь дважды отлучался в туалет — порыгать и умыться холодной водой.
Меня манил буфет, где Света без разговоров плеснула бы мне сто грамм. Плеснула бы в кофейную чашечку — для конспирации. Но я не шел в буфет. Нельзя. Терпеть.
