Земля вращается со скрипом | страница 73
— Ей уже дадены такие полномочия?
— Ты можешь остаться, если прилюдно, при всех, извинишься и дашь обещание больше не пить.
— Я не стану этого делать.
— Ты собираешься продолжать пить?
— Нет. Но давать кому-либо обещания я не стану. А уж извиняться тем паче.
— Ты что же, не чувствуешь за собой вину?
— Чувствую.
— Елизавета Юрьевна настроена решительно. Ты должен пойти на компромисс. Иначе она пойдет на принцип.
Елизавета Юрьевна- наш спонсор. Точнее, меценат. Второй год она пытается раскрутить наш театр и вывести на недосягаемую высоту. Она купила помещение в центре города. Благодаря ей у нас появились: офис, сайт, афиши, реклама на радио и телевидении. Билеты на спектакли продаются в театральных кассах города. Актерам и вспомогательному составу платят неплохие деньги. «Черный карат» официально зарегистрирован как творческое объединение. Она спонсировала книгу «Любовь. Мегаполис. Одиночество», в которую вошло два десятка моих рассказов. Она искренне любит театр вообще и наш коллектив в частности.
Так что же мне сложно, что ли, прогнуться перед таким человеком?
— У меня есть предложение!
— Компромиссное?
— Естественно. Значит так, никто никого не выгоняет и все остается как прежде. Даже лучше. Потому что после падения я обычно прилагаю двойные усилия.
— По-твоему, это компромисс?
— По-моему, это больше, чем компромисс, это компромиссна Николай Анатольевич, давайте будем откровенны. Карманцева очень много делает для нашего театра в финансовом смысле. А я в творческом. Представьте, что мы завод. Вы директор, я мастер. В тот день наш завод выпустил некачественную бракованную продукцию. По моей вине. Но увольнять из-за этого меня, мастера, на котором держится все производство вашего завода, — глупо.
— А почему ты допустил выход бракованной продукции? — криво улыбнулся Анатольевич.
— Потому что я тоже завод. Случилась авария. Дуче обиженно выпятил губы и отвернулся к окну.
— Не понимаю, — глухо проговорил он после паузы, — за что у тебя ко мне такое отношение. Я не заслужил твоего неуважения.
У меня сжалось сердце.
— Николай Анатольевич! Я уважаю вас, честно.
— Ты позволяешь себе шутить надо мной при новичках!
— Но я же не за глаза. И не со зла, клянусь! «Я в чудаках иному чуду, раз посмеюсь, потом забуду…»
— Я знаю. Но ты подрываешь мой авторитет.
— Анатолич, вы всегда верили в меня. Когда я пять лет на зад вновь начал употреблять, никто не понял меня, все отвернулись… Вы единственный, кто поверил, что я справлюсь. Я потерял семью. Я ушел на два месяца. И зализав раны, вернулся. Жалкий, нищий, забытый и презираемый всеми… Вы приняли меня, как отец принимает сына, и окунули с головой в работу. Это именно то, что мне нужно: побольше работы. Когда много работаешь, то ни о чем уже не думаешь.