Но, во-первых, я не имею морального права задавать такие нотационные вопросы. А во-вторых, я знаю, что алкоголизму всегда есть причина. Частенько она уже давно забыта самим алкоголиком, но она есть. Точнее, была.
Когда снимали в Одессе, то в гостинице я занимал соседний от Донбровского номер. Каждое утро я просыпался от требовательного стука в стену. Мне не нужно было смотреть на часы. Я знал — ровно семь утра.
Я одевался и шел к нему в номер. Дрожащей рукой он протягивал мне горсть мелочи:
— Коньяк, — хрипел он, — корону за коньяк!
Я не укорял его ни словом, ни взором. Ибо мне известно, человек не прекратит пить, пока сам того не пожелает.
Нравоучения я оставляю для тех, кто получает от этого удовольствие.
Пусть я буду бездушным чудовищем, но я скорее толкну падшего, чем стану его стыдить.
Выпив, он находил в себе силы умыться, причесаться, надеть шляпу и, слегка помолодевший, закуривал:
— «Старик, — цитировал он, улыбаясь, — я слышал много раз, что ты меня от смерти спас»… Эх, Ленька! Верь — не верь, но я буду делать «Пиковую даму»! «Пиковую даму» я им не отдам! Тройка, семерка, туз.
— Помню, — говорил я, — читали. — И отправлялся досыпать.
…Уж полночь на часах, а Германа все нет…
Глава шестнадцатая Люблю поболтать
До спектакля полтора часа. Сижу читаю. Подходит обкуренный Рома. Из новичков. Мнется около, ждет, когда я обращу на него свое внимание.
Я неохотно поднимаю голову:
— Чего тебе?
— Привет, — протягивает свою лапищу.
Он очень крепко сжимает мою руку. Сразу ясно, что он из тех, для кого чужая рука — эспандер.
— Что читаешь?
— Перечитываю. Цвейг «Звездные часы человечества».
— Ну и как? Интересно?
С чего бы это я перечитывал, если б мне не было интересно?
— Терпимо, — говорю.
Он присаживается рядом.
— Я сейчас твою книгу читаю.
Ну конечно. Как иначе вывести меня на разговор. Но я ему подыгрывать не стану.
— Завидую.
— Мне нравится твоя проза, — говорит он. — Ты пишешь в стиле Довлатова и Буковски.
— По-твоему, Довлатов и Буковски похожи?
— Ты не согласен?
— Довлатов глубже. У Буковского все грубее и проще.
— Говорят, Довлатов был сплетником. Искоса зыркнув на Рому, я криво усмехаюсь: — А сам-то ты кто после этого?
Он благодушно смеется и осторожно похлопывает меня по плечу.
Не люблю, когда ко мне прикасаются малознакомые люди.
— Тебе чего надо?
Изумленный, он смотрит на меня, взметнув серые бровки до образования глубоких морщин на угловатом лбу.
— То есть как? Поболтать.
— О чем?
— Да так, просто.
