Утром меня разбудила зубная боль.
Зуб этот тревожил и раньше — в последний раз накануне вечером, — но то была терпимая боль, ноющая, ненавязчивая… К ней скоро привыкал и мог игнорировать. В крайнем случае, я уделял ей внимание каким-нибудь дешевым обезболивающим.
Теперь боль, возмужав, искажала лицо и пронзала все мое тело насквозь.
Целый день я провел в невероятных муках и в безуспешном самолечении.
Бомбил воронку проклятого зуба таблетками анальгина, придавливал ломтиком сала, полоскал содой, травил никотином и даже пытался замаливать, давая Господу Богу клятвенные обещания, что если боль пройдет, я брошу курить и заниматься онанизмом.
Боль не проходила.
Я то метался по квартире, то, свернувшись калачиком на диване, покачивался из стороны в сторону, стараясь убаюкать зубную боль.
Ближе к вечеру, часам к семи, за мной зашел Брюховецкий. Принес голубцы в литровой банке. После смерти матери, с пятнадцати лет я жил один, и Брюня время от времени — вот уже четыре года — подкармливал меня.
— Похавай, — сказал он, — и пойдем прогуляемся.
Я знал, что скрывается за этим безобидным предложением. Прогуляться — означало, как обычно, ходить по улице и провоцировать крутых на драку.
В середине девяностых крутых было много. В кого ни плюнь — все крутые, все бригадные…
Редкий вечер обходился без драк.
Местная братва неоднократно делала нам замечания. Старшой их, Куринной, говорил, дескать, вашу мать, пацаны, что за беспредел вы на районе устраиваете. Что ни день — инцидент, а то и несколько. Без понятий, в наглую, кого попало… Тупо! А главное, говорит, себя пожалейте. Ведь рано или поздно, нарветесь! Либо завалят вас, либо менты закроют. Оно вам надо? Некуда энергию девать? Скажите, мы найдем ей куда более практичное применение. Вопросы?
Вопросов не было. Слегка оправдываясь, мы виновато кивали, каялись…
Пару дней мы держали себя в рамках приличия. Дышали тише мышат. Потом что-то вдруг обязательно случалось. Кто-то нам что-то не то сказал, как-то косо посмотрел, зацепил… Ну, и понеслась!.. И на следующий день, и на следующий… Ну не любили мы, терпеть не могли всех этих модных и крутых, всех этих псевдоавторитетов в дорогих шмотках и с дешевыми понтами.
