Они обсуждали все на свете: куда мы сегодня с мамой пойдем, что Санта-Клаус принесет мне на рождество, как сделать, чтобы жилось нам еще веселее. Тут, например, речь часто заходила о младенце. Никак мы с мамой не могли насчет него договориться. На нашей улице младенцы были у всех, кроме нас, но мама считала, что мы сейчас завести младенца не можем, потому что стоят они семнадцать с половиной фунтов, вот вернется папа с войны, тогда и купим. Какие глупости! Вон Джинн купили младенца, а всякий знает, что семнадцать с половиной фунтов им не по карману. Значит, подыскали младенца подешевле, а мама, наверное, на таком деле не хотела экономить. Но по мне, младенец, как у Джини, нам вполне подошел бы.
Покончив с планами на день, я вставал, подвигал к окошку стул и поднимал раму, только чтобы высунуть голову. Окно выходило иа другую улочку, и я видел передние дворики ее домов, дальше, за глубоким оврагом на холме, — высокие дома из краевого кирпича, пока еще в тени, а дома на нашей стороне оврага уже ярко освещались солнцем, хотя длинные причудливые тени делали их какими-то чужими — добротными и свежевыкрашенными.
Потом я шел в мамину комнату и забирался на большую кровать. Мама просыпалась, и я начинал рассказывать ей обо всех своих затеях. К этому времени я, сам того не замечая, успевал в своей ночной рубашке превратиться в ледышку, и вот я говорил и согревался наконец, сковавший меня лед таял, и я засыпал рядом с мамой, а будил меня уже звон посуды на кухне — мама готовила завтрак.
После завтрака мы отправлялись в город — слушали мессу в церкви святого Августина, молились за отца, ходили по магазинам. Если днем была хорошая погода, мы выбирались за город — либо просто погулять, либо навестить в монастыре святого Доминика лучшую мамину подругу. Мама всех монахинь заставляла молиться за отца, и сам я каждый вечер перед сном просил бога, чтобы он отпустил отца с войны живым и невредимым. Если бы я только знал, к чему приведут мои молитвы!
Однажды утром я влез в большую кровать и обнаружил там отца, который по своей привычке явился нежданно-негаданно, но утром вместо военной формы он надел свой лучший синий костюм, а мама была на седьмом небе от счастья. Я не видел, чему тут особенно радоваться, потому что без формы отец был такой, как все; но мама сияла, она объяснила мне, что бог услышал наши молитвы, и мы первым делом пошли в церковь поблагодарить его за то, что отец вернулся домой в добром здравии.
