Нещадно палило солнце, и от земли, распаренной его лучами, исходило душное, изнуряющее тепло. Пахло гарью сожженных деревень, пересохшими травами, прелью оврагов, человеческим потом. Неровная цепочка солдат, нагруженных заплечными мешками, шинельными скатками, оружием, шагала опушкой леса, отороченной редким низкорослым кустарником. Изредка, когда в небе с натужным, устрашающим воем проносились «юнкерсы», люди приникали к стволам деревьев, ложились плашмя на землю.
Войска отступали, чтобы не оказаться в кольце, которое готовы были замкнуть немецкие танковые группы южнее Смоленска. Вторые сутки, днем и ночью, батальон шел ускоренным маршем, надеясь вырваться к споим.
Вдыхая терпкие запахи трав, внимательно поглядывая по сторонам, лейтенант Лубянов с трудом передвигал ноги. Духота не спадала, хотя солнце уже опускалось за кромку леса. Золотистые россыпи лучей лежали на вершинах деревьев. Закат этот напомнил Лубянову Волгу и родной город. Знакомая с детства картина встала перед глазами: солнечные лучи падают вдоль берега, и откос с древними могучими липами, и кромка воды, омывающей гальку, золотятся. Золото — в кронах деревьев, на прибрежном песке, в переливах тихой волны, и бело-голубые байдарки скользят по воде, как на крыльях. Волга… Голоса девчат на лодочной станции. Их глаза напоминают незабудки. Даже не верится, что все это было… «Если останусь жив, обязательно вернусь в родной город и никогда больше не покину его…»
Солдат, шагавший впереди Лубянова, низенький, неуклюжий, скатка и мешок за его плечами напоминали горб, вдруг заговорил сам с собой. В последние дни люди больше молчали, но иногда кто-нибудь заговаривал вслух. Шагает, понурив голову, и рассуждает сам с собой, но так отрывочно, невнятно, что уловить смысл невозможно. Бессонные ночи, гнетущая жара и усталость делали свое дело.
«Куда мы идем? — подумал Лубянов. — Как странно все это!»
Солдат впереди обернулся, тихо спросил:
— Вы что-то сказали, товарищ лейтенант?
— Нет, я ничего не говорил.
— Мне показалось, будто…
— Нет, нет…
«Кажется, я тоже начинаю разговаривать сам с собой», — подумал Лубянов.
Солдаты шли, тяжело ступая, будто тащили друг друга. Потные, заросшие щетиной лица, каски сдвинуты на затылок. В глазах у каждого затаенная тяжелая дума: будет ли конец этому пути?
По цепочке передали команду остановиться. Люди повалились на траву, даже не сняв с плеч поклажи — не было сил. Лубянов отошел в сторону, прислонился спиной к березе, тупо уставился в пространство.
