– Ничего личного, Густав, – шепчет он в оправдание. – Дело вкуса. И только.
На Малере вообще, на Доницетти в частности Чел решает отослать «пальцам» приглашение, раз уж они так настойчивы. Поиск страницы не занимает много времени. Аватарка приметна. Хотя ник обычный. Чарли много. Но она одна такая в своем Кватроченто.
«И почему она Чарли?» – размышляет Чел, думая над комментарием. Так ничего и не придумав, ограничивается билетом. Комменты излишни. После ее прощального языка всё и так ясно. Надежды, что она придет, – нет. Возможно, пропадет из нот. Возможно. Не придет и навсегда исчезнет.
Заключительный урок – физкультура: легкая пробежка по ближайшему от школы бульвару. Чел, как и большинство в классе, в спецгруппе.
– Они-то все чего? – удивляется он на первом году обучения. Удивляется до прошлой осени, когда вдруг понимает, что кругом него «дрищи и слепые». Выражение дремучего дальше некуда старичка с лыжными палками. Дед обгоняет класс дважды к третьему километровому кругу, открыв Челу глаза на очевидное: вся их консерваторская десятилетка – одна большая спецгруппа.
Отец забирает Чела из школы и везет в храм. Сегодня он – вместо консерваторской репетиции. Праздник. Какая-никакая публика. Глоток свежего воздуха после набившего оскомину класса. День тишины завтра. Сегодня можно говорить с отцом. Но все вопросы придут как назло уже перед концертом. По пути отец рассказывает о «Метрополитен-опере», об огромном зале, который иных съедает, иных возносит до небес, подхватывая их голос, так что уже и не ясно, поет ли это человек или само пространство.
На обратном пути Чел проверяет свою страницу, ловя себя на мысли, что делает это в надежде обнаружить неожиданный ответ. Его нет. «И быть не может», – с горечью думает Чел. Тут же выученно отмахиваясь от негатива. Он непозволителен вообще, а накануне и в день концерта тем паче. Поют – когда счастливы. Старая истина. Без исключений. Правда, одно в его биографии есть. И какое. Тот концерт в детском доме, после которого отец лично приезжает за ним. Старшеклассники бьют Чела накануне. Воспитатель – в день концерта. Он отказывается петь, но выходит на сцену – работает пощечина директора, обрамленная увесистой группой непечатных слов. В той «Ave Maria» копать можно до самого дна, нет ни капли счастья. Если только не считать счастьем инстинкт самосохранения. В тот вечер Чел рыдает нотами. Едва не плачет и сейчас, вспоминая, но сдерживается. Находит внутри заученную улыбку-цветок – и она привычно озаряет его лицо. Ну, что ж, ей там самое место…
