Они входят в палату. Глеб на месте. Линер устало присаживается.
– Ну, что там у вас?
Белая, прежде чем ответить, еще раз бегло просматривает кипу листов, меняет их очередность:
– Так… Значит, группа крови. Ночью она у него была…
– А сейчас нет, что ли? – пробует иронизировать Линер.
– Нельзя так сказать… В его теле и в ее что-то общее… То есть исходно у них разные группы крови. Причем не совместимые по резусу. Смешение без конфликта, гибельного для организма, – невозможно. Но сейчас в силу совмещения тканей идет своего рода переливание, обмен, и никаких негативных последствий нет…
– Какая же тогда это группа?
– Нет такой группы.
Линер с усилием сохраняет маску спокойствия на лице.
– Что ещё?
– Совмещение тканей. У нас исходно было его тело. Вы видели, я взяла образец с пограничной области. Второе тело внешне появлялось из первого. Ну, как корнеплод из земли, если образно. Но в реальности на микроуровне все как раз наоборот. Второе тело формируется мельчайшими частицами извне и прицепляется к первому, формируя в итоге какой-то общий организм.
– Откуда берутся эти частицы извне?
Белая разводит руками.
– Ниоткуда… Из воздуха… Из окружающей среды… Они… Она, эта девушка, вокруг нас, часть нас. Она – всё что угодно. Птицы эти, бабочки, тюльпаны… Я не знаю, – отчеканивает, наконец, Белая и, не дожидаясь Линер, сама подводит доклад к заключительному пункту.
– И третье. Состояние тканей обоих почти младенческое. Не более года. Образцы его тканей ночью и утром были много старше. Я говорила, 16—17 лет… Это какое-то движение вспять… К началу… Они будто заново хотят… Я не знаю, как это сказать… Выро… Заро… Нет… Отродиться, что ли… Не знаю… Назовите сами. У меня всё пока.
Белая аккуратно убирает анализы в историю болезни. Линер в задумчивости идет по палате. Далеко не впервые за годы работы у нее возникает сильное желание все бросить и уехать домой, залезть с головой под одеяло и никого не видеть пару дней. Но на этот раз это стремление вызвано не передозом общения с мертвыми останками и живыми подонками, а как раз чем-то обратным:
«Всё, что происходит вокруг тебя, в сущности прекрасно. Неизлечимо больные встают. Кто-то, как эти двое, и вовсе заново рождаются. А какая красота во дворе и за окнами. Эти необъяснимые свет и тепло среди зимы. Если бы не ожидание повторного теракта, можно подумать, что ты очутилась в каком-то раю. И именно это ожидание все портит. А твое следствие парадоксально. Впервые: чем больше ты узнаешь, тем больше ничего не понимаешь».
