Как везли тело, от которого ощутимо уже попахивало сладко-приторным, как покупали гроб, как собирали бабушкины вещи, как ехали потом на «ноль», — это Алексей помнил лишь как внешнюю картинку. Как будто кино смотрел. И даже не с собственным участием. Ибо ходил, разговаривал, расспрашивал, распоряжался — не он. Некий человек в его образе. А он как бы висел рядом и наблюдал за всем происходящим.
Потом была граница. И неприятные формальности на границе. Потом дорога до Брянска и неприятные формальности в Брянске. Потом — похороны. И «скорая» для бабушки. И неприятные формальности с нею в больнице.
И страшное, безбрежное горе матери.
В общем, много было всего неприятного — помимо самой главной… Помимо самого главного горя.
У него больше не было отца…
Хорошо всё же, что на Руси бюрократия, бардак и обычаи взаимопроникающи. Друг друга поддерживают и питают. Потому в самые тяжёлые первые часы и дни тяжёлой потери ты так занят, что некогда и сосредоточиться на своей боли.
Но когда схлынула суета похорон, поминок и девяти дней — которые пришлись недолго после запоздавшего по известным причинам погребения, — Алексей задумался о том, что должно быть дальше. Именно так: должно быть.
А должно — понятно что. За отца нужно отомстить. Ибо так не делается. Не имеет права какая-то нацистская мразь, выскакавшая на майдане последние мозги, вот так просто расправляться с советским офицером. С русским офицером.
Погибни отец в бою — всё было бы понятно. И ни о какой мести речи бы не было. Погиб — ну, не повезло. Но погиб в поединке равных, погиб за что-то, ради чего вышел на бой.
Собственно, отец так и погиб, судя по рассказу таксиста. Украм хотелось поглумиться. Они видели себя вершителями судеб этих «поганых сепаров». А тут ещё — человек с российским паспортом. Неважно, что уже явно староват для бойца. Оккупант! Когда вы уже отвяжетесь от нас, москаляки поганые! Когда уже перестанете цепляться за нас, не давая идти в Европу!
Отец ответил им: «Да идите!» Отец ответил им: «Только сами идите. А мне мою землю оставьте. Чего ради вы прётесь в Европу с моей землёю?»
Те заорали: «Твоя земля — Кацапия! Это ты к нам пришёл!». И опять: «Оккупант! Колонизатор! Угнетатель!»
Детский сад какой-то! На митинге…
И тогда, по словам водилы, отец ответил просто и гордо: «Нет, ребятки, это — моя земля. Я на Луганщине родился и вырос. Я её защищал, когда служил в армии. Здесь могилы моих предков. Так что это вы — чужаки тут! Безродные, как шакалы. Побираться в Европу собрались? Скатертью дорога! Только шакальте там без нас. А мы уж тут, на нашей земле, как-нибудь без вас обойдёмся…»
