– Ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха! – захлебывалась смехом женщина.
– Холодно, – пошевелил губами Шмаков. Озноб ощупью пробирался между лопатками, спускался ниже, сворачиваясь под кожей скользкими шариками.
– Освободите заднюю дверь, – сказал водитель.
В это время еще кто-то – гигант с темным небритым лицом, в тяжелой распахнутой шубе – прицепился к подножке, возвышаясь над всеми. Его рот беззвучно открывался и закрывался.
– Закройте дверь, – сказал водитель, – берегите время, автобус с открытой дверью не поедет.
Гигант напрягся, в беззвучном крике распяливая толстые лиловые губы.
Женщина взвизгнула.
Внутри у Шмакова хрустнуло. Горячая, горячая волна поднялась, подступая к горлу. Шмаков дернулся, раскрывая рот и поджимая ноги. И затих.
Душа Шмакова медленно выходила из широко раскрытого рта, как мыльная паста из тюбика. Она сгустилась над головой, постепенно остывая и принимая форму. Кто может видеть, тот видел – птичка? облачко? – нет – какой-то перевернутый алюминиевый чайник без ручки и без носика, а к нему еще пристроен прутик, и пестрая тряпочка, и пара пружинок – странная, бестолковая машинка – и еще колокольчик без язычка и ржавое гнутое колесико, которое вертелось сбоку, скрипя и цепляясь: хруп-хруп-дзинь, хруп-хруп-дзинь, хруп-хруп-дзинь. Вся эта дурацкая конструкция (и кто только придумал такую) тихо поднималась: хруп-хруп-дзинь, хруп-хруп-дзинь – к низкому холодному небу, где страшная, бурая, светящаяся мгла вспухала и расплывалась бесформенными пятнами.
Я пил кофе и глядел в окно.
Я болел и спешить мне было некуда.
Я и не спешил.
Я живу на первом этаже. Мое окно выходит на тихую улицу. Не знаю, как она называется, потому что мой дом стоит на совсем другой улице, а на эту выходит только окно. Не знаю, куда она идет и откуда. Очень тихая улица. Я выпил полчашки кофе и съел бутерброд с сыром, и все это время на улице было пусто. Никто не проходил.
Я сделал себе второй бутерброд, с колбасой. И тут увидел прохожего. Он шел не спеша и, поравнявшись с моим окном, остановился и плюнул под дерево.
Когда я заканчивал бутерброд с колбасой, я увидел второго прохожего, он тоже не спешил и тоже остановился перед деревом и плюнул.
Третьего прохожего я узнал. Это был Сергей Васильевич, только выражение лица у него было какое-то не совсем обычное. Он тоже плюнул, и под то же самое дерево.
Я налил себе еще кофе и отрезал ломтик бисквита.
Следующим утром я опять пил кофе. Первый прохожий показался, когда я еще не доел бутерброд с сыром. Я перестал жевать и смотрел. Он остановился у дерева и плюнул. Потом прошел Сергей Васильевич с таким же странным выражением лица, как и в прошлый раз, и тоже плюнул под дерево – так же, как и вчера.
