Когда Мойшеле вернулся домой, Нехамеле боялась даже посмотреть на него. На следующий день после работы обивщик никуда не пошел. Он ужинал, опустив голову к самому столу, а жена, стоя за его спиной, смотрела в окно. Она знала, что Итка работает в скобяном магазине до четырех часов, когда заканчивается наплыв покупателей. Но было уже шесть, а Итка еще не появилась. Наконец она пришла, но не с книжками под мышкой. В этот день она не ходила в училище. Она пришла с двумя большими картонными коробками.
Нехамеле, окаменев, смотрела, как эта девица прыгает вверх по ступенькам и не сразу входит в свою квартиру, а крутится перед глазами Мойшеле. Эта уличная девица хочет, чтобы он разглядел ее жакет кофейного цвета, ее черное складчатое, как гармошка, платье, ее длинные черные перчатки и шляпку из темно-красного плюша с лентой и кружевами! Потом она повернулась, чтобы ему были видны ее медные косы, и стала пританцовывать, чтобы продемонстрировать сумочку с позолоченными краями.
Обивщик не двигался, словно окаменев от страха. Жена за его спиной тоже боялась смотреть. Но глаза не слушались ее и ошеломленно смотрели, как эта распутница, ни капельки не боясь, показывала ему еще и галантерейные коробки с подарками, которые накупила себе за его деньги. «Может быть, на те самые деньги, которые я заработала портнихой, а он выманил у меня!» — мысленно воскликнула Нехамеле и поспешно проскользнула в кухоньку, чтобы муж не заметил и не понял по ней, что она знает его тайну.
13
Днем во дворе Лейбы-Лейзера нельзя было увидеть жену садовника. Только вечером, когда соседи выползали из квартир проветриться, Грася тоже выходила прогуляться по двору — высокая, тонкая, в блузке с вышитыми рукавами, в белом шелковом головном платке и светлом фартучке, завязанном сзади большим бантом. Выглядело это так, будто у нее каждый день — это пятница перед зажиганием субботних свечей. Казавшаяся еще тоньше и стройнее в своих летних туфлях на высоком каблуке, Грася нередко спотыкалась, задумавшись, о щербатые камни брусчатки. И все же она продолжала, не глядя под ноги, словно парить по двору со сложенными на груди руками и восторженной улыбкой на лице. Ее внешность и одежда заставляли соседей вздрагивать и печалиться. Все знали, что она немного помешалась от горя: постоянно думает о своем умершем мальчике и не видит ничего вокруг, как лунатичка. С ней не заговаривали, как будто какой-то врач или знахарь велел не будить ее ото сна. Однако между собой все ругали ее мужа за то, что он сидит в Ошмянах, судится с братьями, бросив свою красивую больную жену одну.
