Между предвечерней и вечерней молитвами он с пятью евреями изучал книгу «Эйн Яаков». Его слушатели, старики с покорно согнутыми спинами, слушали красивые высказывания талмудических мудрецов и богобоязненно вздыхали, что грешны. Слесарь реб Хизкия сидел в своем уголке и раскачивался над книгой «Шулхан арух». Увидев, что становится уже поздно и не хватает еще трех евреев, чтобы можно было собрать миньян для молитвы, один из стариков выбрался из-за стола и спустился во двор позвать людей. Двое соседей, сидевших на своих крылечках, натянули пиджаки и поднялись в синагогу. В этот момент мимо проходил и обивщик в широкой соломенной шляпе. Старик из синагоги спросил его, не хочет ли он удостоиться доброго дела и быть десятым в миньяне. Мойшеле понравился этот дедушка, говоривший о добрых делах, и еще больше понравилась идея быть десятым в миньяне. Он сказал себе: «Она может подождать!» — и вошел в синагогу. Однако двое евреев, сидевших за столом реб Йоэла, посмотрели на него недружелюбно. А один из них даже просто-напросто показал на него пальцем:
— Такой распутник не может быть частью миньяна. Правда, реб Хизкия?
То ли слесарь реб Хизкия не хотел связываться с каким-то Мойшеле Мунвасом, то ли не хотел высказывать своего мнения, когда за столом сидит раввин, то ли по своему обыкновению вообще не хотел вмешиваться в чужие дела, но он не ответил и продолжил раскачиваться над книгой «Шулхан арух». Загадочная темная небесная синева в окнах, группка собравшихся, как тени, под единственной лампой, висевшей над столом, и синагога, со всеми скамьями, стендерами, столами, бимой и орн-койдешем, — все это пугало и словно пыталось унизить обойщика. Вместо того чтобы рассмеяться или рассердиться, он подошел поближе и заговорил с аскетом с мольбой в голосе:
— Мне нельзя быть частью миньяна? Я что, не еврей?
— Каждый еврей может быть частью миньяна, — ответил реб Йоэл.
Слесарь реб Хизкия стал еще быстрее раскачиваться, бормоча над святой книгой, как будто пытаясь таким образом подавить в себе желание вмешаться. Остальные евреи молчали из уважения к ребе. Но тот человек, который заявил, что Мойшеле Мунвас не годится для миньяна, не захотел сдаваться и рассерженно обратился к аскету:
— В Торе сказано, что такого типа можно принимать в миньян? А позорить жену, круглую сироту, тоже можно?
Слесарь реб Хизкия перестал раскачиваться и устремил взгляд на аскета: найдется ли у бывшего заскевичского раввина мужество сказать, что хоть чего-то делать нельзя? Реб Йоэл Вайнтройб оперся на свои тяжелые руки, медленно поднялся и со вздохом произнес:
