Шлойме-Залман Раппопорт с одними евреями торговал, с другими просто проводил время, и хотя он был хасидом, он водил дружбу даже с просвещенцами. Его пришли проводить и прихожане Хоральной синагоги — еретики, домоправители и адвокатишки с уличной практикой, публика в целлулоидных воротничках, с пожелтевшими манжетами, с сильно помятыми, выбритыми до синевы лицами. С Шавельской[161] и с Рудницкой улиц пришли торговцы мануфактурой, евреи с подстриженными острыми бородками, в длинных и широких дорогих пальто из хорошего материала. Из переулков, окружавших синагогальный двор, пришли не столь солидные люди: бедные розничные торговцы в полушубках и высоких шапках и ремесленники с натруженными руками. В их колючих бородах застряли металлические и деревянные стружки из мастерских. Среди провожавших выделялись высокие и широкоплечие зерноторговцы с угловатыми жесткими лицами, обутые в высокие, до колен, сапоги. Эти торговцы рожью и пшеницей, рассматривающие на ладони пригоршню зерна из каждого мешка прежде, чем его купить, потому что не доверяют никому, торговали с Раппопортом, целиком полагаясь на его честное слово. На похороны пришла и пара богатых деревенских евреев из сельскохозяйственной колонии, располагающейся в местечке Неменчин[162]. Усопший временами навещал их. Не столько ради торговли, сколько ради того, чтобы расспросить об их хозяйствах и осмотреть их. Он все еще фантазировал о том, чтобы снова начать работать на земле. Поскольку в будние дни Раппопорт молился в синагоге при богадельне на Портовой улице[163] и финансово поддерживал это учреждение, богадельня направила людей, чтобы проводить его, — миньян стариков, специально предназначенный для сопровождения похорон. Они идут перед гробом, в черных пелеринах и в жестких широкополых шляпах, с палками в руках, и шепчут псалмы.
Замыкали процессию те, кто, по идее, должен был идти первым: соседи по большому и богатому двору на Портовой улице, где жил Шлойме-Залман Раппопорт. Соседи знали, что у него кошерная кухня и что он строго соблюдает еврейские праздники. В ночь на первое января, когда евреи праздновали в своих домах христианский Новый год и собравшиеся гости гуляли, пили и пели, в окне господина Раппопорта висели темнота, тишина и будничность. Каждое утро его видели идущим на молитву с мешочком для талеса под мышкой; в субботу он, в строгом соответствии с еврейским законом, ходил без палки. Тем не менее богатый, ставший наполовину иноверческим двор относился с почтением к солидной внешности Раппопорта и к его достойному образу жизни. Его жену и детей уважали тоже.
