— Я ничего дурного не сделала.
— Ха! Прекрати глазеть на моего внука с таким выражением! Не смей говорить с ним и даже думать о нем!
Лили вскинула подбородок.
— Я буду думать о нем, сколько пожелаю.
Герцогиня возмущенно охнула, но Лили продолжила:
— К счастью, я не желаю думать о нем и не думаю.
— Лжешь! — Крошечная женщина подалась вперед и снова прищурилась. — Если не оставишь его в покое, я сделаю так, что все твои козы и коровы будут бесплодны, как скалы, усеявшие твою страну.
Раздражение Лили исчезло.
— Понятно, — расхохоталась она. — И это действительно было бы трагедией, будь у меня козы или коровы. Но у меня их нет.
— Нет? — удивилась старуха. — Ни одной козы? Ни одной коровы?
— Нет. Несколько лошадей — это вся живность, которой мы владеем. У нас совсем мало денег, знаете ли.
— Ты еще беднее, чем я думала. Ни одной козы! Ба! Тогда я сделаю бесплодной тебя.
— Прежде всего, вы нападаете не на ту женщину, о чем я уже говорила. Во-вторых, я не верю в проклятия. Поэтому делайте, что хотите.
Черные глаза женщины вспыхнули.
— Не веришь?! Я покажу, как ты ошибаешься.
Старуха подняла руки и, раскачиваясь взад-вперед, принялась что-то бормотать на неизвестном языке, вовсе не похожем на язык принца. Она тараторила все быстрее, речь напоминала декламацию, руки выводили странные знаки в воздухе.
Окружающие замолчали и открыто глазели на становившиеся все более лихорадочными движения старухи.
Лили откашлялась.
— Ваша светлость, люди смотрят. Нельзя ли наложить ваше проклятие в другой…
— Нет! — прогремел низкий голос. Вольф схватил герцогиню за руки, встав между ней и Лили. — Бабушка, немедленно прекратите!
Глаза старухи открылись, губы сжались. Ответив внуку яростным взглядом, она закрыла глаза, принимаясь вновь петь проклятия. При этом она раскачивалась, как в трансе.
Вольф зарычал.
Перед этим он беседовал с лордом Макинтоном о лучшем способе перескочить высокую ограду во время охоты, но случайно глянув в сторону, как раз вовремя успел увидеть, как бабушка Наталья пытается наложить проклятие на чрево женщины, которую он твердо решил сделать своей. Оборвав беседу на полуслове, он, чтобы остановить бабушку, перепрыгнул низкий столик.
— Откройте глаза, старуха! — Вольф перешел на язык Оксенберга. — Я знаю, вы меня слышите! — рявкнул он.
Но бабушка зажмурилась, продолжая бормотать проклятия.
— Прекрасно! — Он отпустил ее запястья. — Произносите свое проклятие! Я все равно на ней женюсь, и тогда что будете делать? — продолжал он на своем языке.
