Вынырнула из темноты откуда-то сбоку Кундри, остановилась в шаге, тяжело дыша и вглядываясь в лицо Ионы так, словно хотела или наоборот боялась увидеть в нём ответ на все вопросы мира, на которые если не сейчас, то никогда уже не будет отвечено.
– Что? – невольно произнёс Иона, тускнея под её занозящим взглядом.
– Где все? – вопросила она, пробегая глазами по фигуре Ионы сверху вниз и обратно, будто сомневалась, что это действительно он и сличала теперь с образом в памяти.
– Не знаю. Собака выла, слышала?
– Какая собака?
– Не знаю, какая. И гудок заводской. Тоже не слышала?
– Нет.
– Странно…
Кундри вдруг сделала шаг ближе, толкнула в грудь, прижала спиной к шершавой бетонной стене, приблизила своё лицо к Иониному. Он почувствовал запах давно не чищенных зубов, стянутого жаждой рта.
– Чего? – произнёс он. – Ты чего, Кундри?
Она дышала часто, дыхание было неровным, подрагивающим, суетливым.
– Только не ори, – сказала она. – Этим не нужно слышать.
– Не орать? – улыбнулся Иона. – Бить будешь, что ли? Или насиловать?
Она ещё плотней прижалась к нему, прошептала в самое лицо:
– Ты тоже думаешь, что я… ненастоящая?
– Нет, я так не думаю, – опешил Иона. – Ты настоящая, Кундри.
– Правда?
– Да. А кто думает, что ты не настоящая?
– Поцелуй меня…
– Ну вот, а говорила, что не будешь насиловать…
– Поцелуй меня, Иона.
– Сначала покажи правое бедро.
– Бедро? – её брови дёрнулись вверх. – Правое? А почему – именно правое? Тебя только от правых ляжек штырит? Вообще-то, у меня есть места и получше.
– Я знаю. Покажи, – настаивал Иона.
Кундри не шевелилась, замерев, глядя Ионе в глаза. Во взгляде её читался… страх, да. Кундри боялась! Но – чего?
– Покажи, – повторил Иона, впитывая её страх, наполняясь им и чувствуя внезапно, что этот страх делает его самого решительней и неуязвимей.
– Ну? – нажал он.
– Нет. Я боюсь, – сказала Кундри, и губы её задрожали, а зрачки заметались в тесноте глазниц, пытаясь утаить назревавшие слёзы. – Нет. Вдруг… вдруг там ничего нет?
– Где?
– На ноге. У меня на ноге. Вдруг там ничего нет? Я… я тогда с ума сойду. Я убью себя.
«Это что? – думал Иона, вглядываясь в страдальческое выражение лица снайперши. – Что это? Истерика? Игра? Да нет, слишком тонко для этой… Кассиопеи. Нет, амазонки. Слишком тонко.
– Хочешь, я скажу тебе всю правду? – прошептала Кундри.
– Прямо всю? – улыбнулся Иона. Но улыбка вышла откровенно натужной, потому что ему тоже вдруг стало страшно. Слово «правда» иногда может испугать похлеще пистолета. – Может, не всю для начала? Всю сразу я не переживу.
