— Не поспел, — с нарочитым отчаянием просипел старик, — уж все без меня уладили.
Он с опаской посмотрел на отрубленную волчью голову, безголовое тело, на бездвижные тела других волков.
— Уж не встанут, верно? Не поехать ли нам по своим сторонам, батюшка? — обратился он к бородачу. — Господина мануса ты выручил, бедолаг этих из волчьей пасти вызволил. Теперь самим бы не попасть. А ну как разгневается Владислав Радомирович, что я долго еду, решит, загулял в лесах его верный словник. Верни мальчонку деду, да в дорожку, в дорожку.
У Багумила сердце упало. Ну как и правда послушает бородач старого словника и оставит их с Дорофейкой здесь, уедет без них в благословенную Черну, а пешим ходом до нее дня три еще, и то если только мальчишка в себя придет да сможет хорошо идти. Синеглазый маг, по взгляду видно, с собой не возьмет, сам, по всему суда, в дороге в беду попал, а старик с бородатым возницей его выручили.
Багумил зло глянул на старого мага и тут же скособочился, скривил лицо в благодарной улыбке юродивого, потянулся к бессильно обмякшему на руках бородача мальчику.
— Прости нас, добрый господин, что в пути задержали. Не гневи хозяина, поезжай. А уж мы как-нибудь…
Он, прихрамывая, подошел к молодому магу.
— И тебе спасибо, добрый господин манус. Рукам твоим крепости, князю долголетия и щедрого нрава.
— Вот еще, — легко попался на удочку Багумила бородач. — Певцов с собой возьмем. В Черне к лекарю сведу, а там поглядим. Если не сладится под крылом чернского князя, сам посажу на подводу до соседнего удела.
Словник подскочил к нему, что-то шепнул на ухо, Багумил не расслышал, да только возчик рассмеялся и покачал головой:
— Уж не хитрее тебя, батюшка, — ответил он своему попутчику. — Уж ты-то выгоду должен лучше моего понимать. Подлечим певцов, приведешь их на радость княгине и ее девкам. Они всю зиму в тереме просидели, княгиня на сносях, захочет себе певцов для увеселения. А князь за то, что супружнице его угодил, золотом тебя осыплет.
По всему видать было, что словник в такой исход дела не верил вовсе. Однако дальше спорить с возницей не стал. Бросил опасливый быстрый взгляд на мануса. Легко, словно медный петушок на крыше, сменил подозрительность и сердитый тон на отеческую заботу.
— Ну, вот и славно, вот и ладненько. Вместе ехать всяко веселее. И мальчонку жалко, какой худенький. А уж собачку как жаль…
Он повернулся и побрел, с чавканьем вытягивая сапоги из грязи, в сторону своего воза.
