– Не трогайте меня! – вскричал он. – А то и с вами произойдет несчастье!..
Вошел Воронин, но Николай Константинович, казалось, не видел его.
Он взял руку Екатерины Ивановны и странным взором рассматривал ее, словно это был совершенно незнакомый ему предмет. Потом он посмотрел в ее глаза и улыбнулся чисто и нежно. Он взял ее другую руку. Они стояли, как дети, изуродованные судьбой, занесенные на край света и случайно повстречавшиеся там после долгой разлуки и несчастий, но не осмеливающиеся радоваться.
– Николай Константинович, – тревожно и ласково сказала она.
Остекленевший взгляд Бошняка ничего не говорил. Потом он быстро взглянул в ее глаза с необычайной проницательностью.
«Не может быть того, что я подумал». Ему стало стыдно. Сильное смущение охватило его. Ему захотелось поскорей уйти, чтобы не чувствовать себя виноватым перед Екатериной Ивановной и отвлечься от подозрений.
Он вдруг схватил ее за руку.
– Я люблю вас, Екатерина Ивановна, – сказал он. – И я буду вечно, до гроба, боготворить вас… – Он желал выразить все свои затаенные чувства и радовался, что подавил все подозрения. – Но чтобы не приносить вам несчастий, я никогда больше не увижу вас…
Екатерина Ивановна знала: шхуна уходит в Аян с частью офицеров свиты Муравьева. С ними же отправляется и Бошняк. При нем будет доктор. Губернатор остается здесь. Шхуна вернется за ним.
Бошняк поцеловал руку Екатерины Ивановны, поклонился и вышел. Воронин шел с ним рядом, заговаривая на разные темы и стараясь рассеять его. К ним подошел Орлов.
– Хорошо, что я не сказал ей всего, что я думаю, – задумчиво произнес Бошняк. – Да, я уеду, а то вы все погибнете. Ведь вы все несчастны из-за меня. Да не троньте меня, Дмитрий Иванович, – сказал Бошняк, обращаясь к Орлову, который хотел его взять за руку. – Пустите, я вам говорю! – резко крикнул он.
Он вдруг замахнулся и хотел ударить Орлова по лицу, но Воронин и тут поспел. Бошняк опять смутился.
– О боже, простите меня, господа! Я наказан, господа!
Глава двадцать третья. Уход шхуны
Муравьев недоволен вчерашним днем. Однако прежде всего – отправить рапорты, почту и курьеров. Шхуну придется задержать, подождать Невельского.
В соседней комнате слышались шаги, скрипели двери: Миша вставал рано по примеру генерала, знал его привычки.
После завтрака Муравьев остался с Мишей Корсаковым с глазу на глаз. Долго и подробно, не в первый раз, говорили, как держаться в Петербурге. Представят наследнику и – весьма вероятно – государю. Миша понимал: события, о которых он доложит, очень значительны.
