Эти русские люди ему, Миконде Хоботе, сказали также, что придут «красные», справедливые люди в наши места, привезут хлеба и табака, чаю и пороха.
Тут дед Тараруй, высокий и крепкий старик, спросил:
— А как их, «красных»-то, узнаешь? Русские-то, брат, все одинаковые — беленькие, што на глазки, што на головку!
Все засмеялись, а гость — громче всех…
— Если они приедут, — объяснил Микондя, — на пароходе, то на нем будет висеть красный флаг!
Дед Тараруй несказанно удивился и, путая свою эвенскую речь с якутскими междометиями и русскими словами, завосклицал, заахал:
— Эхсия-я ты, пары! Ахсия, бэй-тэкэе! Да ты, оказывается, бувалый жа человек, Микондя! Чисто-то диво-дивное! А мы-то, туто-ка у моря сидим, у трахта, да на многолюдье, да полно-то всякова народу видаем, да все-то новости слышим, да и то, парыча, ничего этово не знаем! Ты в тайге-то видишь одни верхушки лесин да слушаешь всегошеньки одни шаги звериные, а и то, подишь ты, лучче нашего все понимаешь! Уж не дятел ли тебе там все порасстукал и порастолмачил?!
Смеху было при этом! Давно мужики так весело не смеялись!
— Так мне, — отсмеявшись, добавил Микокдя, — сказали те русские из Охотска!
А дед не успокаивался.
— Да ужель жа они с тобой разговаривали? Русские-то начальники, брат, всегда бували важными восподами, с нашим-то братом баять брезговали, а ты-то — таежный, наскрозь костром продымленный да пропахший!
Микондя при этом так весело расхохотался, что, глядя на его ровные зубы и забавно зажмуренные глазки, все мужики тоже во все горло загромыхали, застонали от смеха. Даже из леса отозвались пичужки веселым криком, будто тоже смеялись.
— Те русские не были начальничками! — тихо, отсмеявшись, произнес Микондя.
В другое время это всех удивило бы, но в эту минуту дверь открылась, и Гринча крикнул:
— Дядия-то, тятя, парахот-то уже близко!
Все выбежали из поварни. Пароход, видно было, шел к устью реки. Начинался прилив. Полдневное солнце жарко слепило, от него на море к берегу пролегали многочисленные, сверкающие тысячами блесток-звездочек дорожки. Прибой спокойно и ласково пел свою шипящую ритмичную песенку. Легкий теплый ветерок разносил завораживающие запахи моря, расцветающих трав и распустившейся лиственницы.
Все неотрывно смотрели на движущийся медленно пароход, с тревожным волнением ожидая чего-то необычного…
И тут все услыхали характерный тенорок Миконди:
— Однако, красные едут!
Эта по-эвенски сказанная фраза вызвала необычайное оживление.
