Он никогда не забывает сообщить, где Вольфганг давал концерты, и непременно указывает, какие награды получены сыном. И вообще — сын и все события, связанные с ним, всегда в центре писем Леопольда Моцарта. Но расчётливый отец семейства тоже просит слова: он довольно быстро понял, что в Италии довольно легко обрести лавровые венки, а вот с золотыми плодами потруднее. Светское общество здесь много расчётливее, чем в Париже или в Лондоне, а гонорары платят шумными аплодисментами и возгласами «браво» чаще, чем звонкими монетами. Совсем иной тон в письмах сына! Они в большинстве случаев очень короткие, всего в несколько предложений, в редких случаях это целая страничка, но в них всегда видна его весёлая натура, его стремление во всех жизненных ситуациях находить положительные моменты; иногда между строк проглядывает его улыбка. Желание пошутить и немножко подразнить.
О себе самом он ничего не пишет, разве только сообщает для успокоения матери и сёстры, что бодр и здоров.
Зато если приходится описать оперную постановку, он становится разговорчивым и точным в деталях. Но любит тут же пошутить и позубоскалить.
Иногда, худо-бедно написав письмо по-итальянски, он вспоминает о родном диалекте и дописывает по-немецки: «Давайте поговорим по-зальцбуржски, это получше будет. Мы, слава Богу, все здоровы, и папа и я».
Что он любит пошутить, видно из прощальных фраз его писем, они бывают неподражаемо комичными. Большую роль играет здесь число поцелуев, которые достигают размеров астрономических. Но подписывается он по-деловому: чаще всего просто «Вольфганг Моцарт», а иногда «Вольфганго в Германии, Амадео в Италии».
Мать и сестра, хозяйничающие потихоньку в своей зальцбургской квартире, всегда в курсе всех событий и мысленно путешествуют вместе с ними. А Леопольд Моцарт с сыном после отшумевшего карнавала едут на юг Италии. .
Сумеречным вечером в начале января 1771 года барон Игнац фон Вальдштеттен сидит у камина в своей скромной, но со вкусом обставленной квартире в Вене на Кертнерштрассе и, уткнув ноги в плед, читает при свечах журнал. Одна из статей его очень заинтересовала, и вошедшего слугу он замечает только тогда, когда тот протягивает ему на подносе письмо.
— A-а, кто-то вспомнил о моём существовании, — произносит он устало, взяв конверт. — Ты смотри, даже из Италии. Кто бы это мог быть?
— Господин барон прикажет принести ещё один подсвечник?
— Нет-нет, не надо, — машет рукой Вальдштеттен. — Ты бы, Францль, подбросил ещё несколько щепок в огонь. Что-то меня сегодня знобит.
