Обменявшись с ним несколькими фразами о родных и близких, Вольфганг изливает перед ним душу, не скрывая возникшего в его сердце чувства — имени дамы он, конечно, не называет, — и признает, что в чувстве этом кроется причина светского тона в духовной музыке, которая достойна порицания. И озабоченно спрашивает, можно ли счесть такое нарушение канонического письма и предписаний греховным. Друг слушает его внимательно; честность и откровенность исповеди трогает его душу. Некоторое время подумав, он спрашивает:
— Выходит, в твоём сердце проклюнулась любовь? А знает ли о том виновница этого чувства? И отвечает ли взаимностью?
— Нет.
— Получается, цветок распускается в тиши и полном одиночестве. И ты относишься к этому состоянию как к тайне, которой ты дорожишь?
— Да.
— И склонность твоя не сопровождается чувственными желаниями?
Вольфганг удивлённо смотрит на Доминика и отвечает:
— Я об этом ничего не знаю. Но когда я рядом с ней или когда она со мной заговаривает, я испытываю новое, незнакомое, но очень сильное чувство. А когда я её не вижу, мне грустно. Единственное, что позволяет мне прогнать тоску, — это музыка. Если я играю или сочиняю, у меня легко и светло на душе — только недолго, потом меня снова обуревает желание увидеть её.
Прямота и честность этой исповеди лишает будущего священника последних невысказанных сомнений.
— Когда несёшь в сердце чистую любовь, — проникновенно говорит он, — а Всевышний озаряет тебя способностью выразить с помощью звуков то, что тебя осчастливливает или мучает, ты никогда не согрешишь, а поступишь согласно его заповедям. Поэтому, Вольферль, тебе не приходится стыдиться: ты стоишь перед твоим Творцом с незапятнанной совестью.
Лицо подростка светлеет от радости.
— Ты утешил меня, дорогой друг, ты снял тяжёлый груз с моей души. За это я буду тебе благодарен по гроб жизни. И хочу сейчас открыть один мой секрет — об этом ты ещё не знаешь. Эту «Мессу солемнис» я посвящаю тебе. Пусть она прозвучит в тот день, когда ты отслужишь свою первую обедню.
Доминик берёт руку Вольфганга в свою и прочувствованно произносит:
— Я так мечтал о чём-то подобном! Благодаря тебе это единственное в своём роде торжество для новопосвящённого священника обретёт особую окраску.
И Вольфганг со спокойной душой приступает к окончанию мессы. Поправок в написанное он не вносит. Последние части мессы — «Агнус Дей» и «Ите мисса эст» — дышат благодарностью сердца. В последний раз сворачивает он ноты в трубку и относит к Гайдну — показать финал. На сей раз наставник не произносит ни слова порицания. Он говорит лишь:
