— Картина горя и нищеты, — мрачно констатировал Самсонов, подходя к Олесе. Географа глубоко поразила величественная, гордая красота корабля, который так внезапно появился посреди реки, и вся нищета этого шумного человеческого муравейника на палубе.
Пабло что-то кричал капитану, высунувшись из маленького окошка. Капитан встречного корабля, оживленно жестикулируя, отвечал ему. Показывал рукой на корму и повторял странное короткое слово:
— Апиака! Апиака!
— О чем они там переговариваются? — насторожился Самсонов.
Олесь потянул его за рукав к капитанскому мостику.
— Пойдем ближе, — сказал озабоченно. — Пойдем, они говорят о чем-то неладном.
Остановившись у мостика, Олесь, наконец, уловил несколько слов из того, что выкрикивал незнакомый капитан, и быстро начал передавать их содержание Самсонову:
— Он говорит, что выше по реке появились люди апиака. Это, наверное, дикарское племя. Много полиции и солдат. Обыскивали корабль. Забрали двух пассажиров...
Самсонов открыл рот, хотел о чем-то спросить парня, но тот нетерпеливо махнул рукой.
— Тс-с! Вот он говорит снова. Так, так... Появились отряды доктора... Понимаете, появились какие-то отряды. Полиция кого внимательно ищет.
Над пароходом поднялась белая тучка, громкий визгливый звук резанул предвечернюю тишину. Ожили лопасти. Заиграли пенистые буруны. Белое громадье проплыло перед глазами Олеся.
— А чтоб ему! — оживился вдруг Самсонов. — Что мы с тобой, парень, повесили носы? У капитанов свои заботы, у нас свои.
Он жестом натренированного спортсмена раскинул широко руки, потом поднял их вверх и на мгновение засмотрелся на небо.
— Эх, чужое небо, Олесик-Телесик, чужая земля!
— Материальный мир везде одинаков, — ответил тоном взрослого человека Олесь и этим неожиданным выводом так рассмешил Самсонова, что тот за бока взялся.
— Слушай, ученый муж, — схватил он парня за плечи. — Раскрой мне тайну: где ты набрался такой мудрости? Может, учился у древнего Авиценны? Или твоим учителем был наш знаменитый Михаил Ломоносов? Нет, нет, ты не таись. "Материальный мир везде одинаков", — с преувеличенной торжественностью повторил он фразу Олеся и снова громко рассмеялся.
— Где я учился, Илья Григорьевич, не имеет значения. Зато я не такой хвастун, как вы. И не такой трус. Да, да, трус. Вы только умеете смеяться надо мной.
Самсонов схватил его за плечи и резко обернул вокруг себя.
— Большой и мудрый Аристотель, не злись на своего верного раба, — захохотал он. — Смотри, провидец, смотри лучше. Ты уже перестал быть человеком. Ты стал солнцем мудрости, вокруг которого вращается ничтожная планета темноты и суеверий. Не отталкивай ее от себя, о премудрый Архимед! Не лишай его своего животворного света! Будь щедрым и великодушным.
