— Ишь, белая кость… Скрылись, значит? Волю почувствовали?
Командира своего забыли? Внезапно останавливается, резко оборачивается к Павлову:
— Все в строю?
— Никак нет! Двое в столовой, накрывают, товарищ майор…
— Ну, двое — это не страшно. Командуй «вольно». Посмотрим вблизи на твоих орлов.
— Взвод, вольно! Общий выдох. Он же — вздох. Комбат не уходит, комбат что-то задумал. Ужин отодвигается. В ближайшие полчаса комбат устроил взводу пробежку вокруг зала, отжимание на кулаках от пола, подтягивание на турнике («Блядь, — шепчет сержант Фадеев, — говорил же старшому — разобрать надо все это!»). Нормативы сдаются, тут же выставляются оценки, тут же принимаются зачеты в рамках военно-спортивного комплекса. Комбат потихоньку из тигра превращается в сытого и довольного удава.
— Неплохо, неплохо… …И тут дверь распахивается и вбегает Воробей с криком:
— Какого хуя вы тут яйца чешете? Все уже остыло! Ой!.. Товариш майор, разрешите обратиться к товарищу старшему сержанту!
— Не разрешаю. Воробьев? — комбат спрашивает для порядка. Он знает наизусть все их личные дела.
— Я!
— К снаряду! — и пальчиком на турник показывает. И снова взвод вздохнул. Воробей и турник — несовместимы. Воробей маленький, да еще и худой, слабый. Недокормленный с детства какой-то. Говорит, у них в Донецке много таких. Воробей подходит к турнику, смотрит снизу вверх на перекладину, плюет на руки, подпрыгивает — и срывается. Павлов подхватывает его подмышки и приподнимает вверх, пока руки того не ухватываются за блестящую трубу.
— Ну, орел-воробей, — похлопывает себя по брючине перчатками комбат. — Норматив знаешь?
— Так точно! — хрипит полузадушено тот. Он извивается, он раскачивается, он пытается оттолкнуться от воздуха ногами, и наконец касается подбородком перекладины.
— Раз, — говорит комбат. — Павлов, придержи своего червяка, он же турник оторвет! Павлов подходит сзади, останавливает раскачивающееся тело, выравнивает, придерживает будто, а на самом деле, вцепившись в ремень, что есть силы тащит Воробья вверх.
— Два… Три… Да ты не воробей, ты у нас — лось! — смеется комбат.
— Четыре, — считает уже Павлов, — пять, шесть. Есть норматив, товарищ майор! Одиница ставит оценку в журнале, еще раз проходится перед строем, но теперь уже с довольным видом. Наконец, под крик дневального «Смир-р-рно!» выходит на улицу. Павлов еще минуту выжидает, потом строит взвод и бегом ведет его в столовую, предварительно дав по шее Воробью, который даже и не возражает. В столовой — как всегда, как каждый «прием пищи». Отделения разбегаются по столам, выстраиваются лицом друг к другу, сержанты командуют — «Отделение — сесть! Приступить к приему пищи!», ложки стучат по мискам, выбирая уже остывшую кашу, уже несут заново подогретый чай, и через десять минут сержанты командуют подъем и отрывают бойцов от еды. … А вечером, перед отбоем, сразу после вечерней проверки Павлов обращается к строю:
