- Это заметно?
- Очень. В Генштабе говорят, что фельдмаршал Модель боится, что вы разделите с ним славу побед в операции. Думаю, по этой причине он дал согласие на ваш отъезд со мной.
- Мне слава незачем, Отто.
- Так ли это, подполковник? А фотографы, служебный взлет?
- Это видимая сторона. В душе - я тихий парень. Тише едешь, дальше будешь.
- Не смеши меня, брат, - вдруг зарокотал в голове Ольбрихта Клаус. - Говоришь, тихий, а ввязался в мировую драку, сталкиваешь лбами союзников, ставишь генералов по стойке "смирно". Это как понимать? Двух жен заимел, детей настрогал - все из-за скромности?
- Зачем проснулся, Клаус? - недовольно отозвался Франц. - В твоей помощи и критике не нуждаюсь. И вообще, я думал, что мы уже одно целое. Ты давно не уделял мне внимания. Выскочил, как черт из табакерки. С какого перепуга?
- Засиделся у тебя. Руки чешутся по делу. Я же профессионал. Советуйся больше со мной. Мне скучно, друг.
- Хорошо, придумаю для тебя что-нибудь. Сейчас не мешай. Видишь, Скорцени уставился недоуменно. Бывай, волк-одиночка…
- Франц? Вы меня слышите? С вами все в порядке? - Скорцени щелкнул пальцами перед лицом штабиста.
Ольбрихт вздрогнул. Шире открыл глаза. Взгляд затуманенный. Произнес глухо: - Это после контузии. Приступ головной боли. Не обращайте внимания. Говорите. Я прослушал, что вы сказали.
- Я сказал, что вы хорошо вжились в русскую культуру за время войны. Ваши высказывания могут вызвать подозрения у службы безопасности. Не обижайтесь. Я имею польские корни, это чувствую.
Франц молча достал фляжку, сделал глоток. Боль проходила. Он вновь мыслил ясно. Не раздражаясь, бросил Скорцени: - Не преувеличивайте, Отто. Подозрение, скорее, вызовут ваши диверсанты, за незнание столицы штата Кентукки или тому подобное. Допьете? - протянул фляжку. - Скоро приедем. Видите, туман расходится.
- Не вижу препятствий, Франц!
- Гос-сподин подполковник! - вскрикнул неожиданно Криволапов.
Завизжали тормоза. Машина пошла юзом, занесясь влево. Криволапов бросил педаль тормоза, выворачивая руль, на последнем метре дороги погасил-таки скорость. Обернулся с вытаращенными глазами и произнес, заикаясь: - С-стреляют-с, господин подполковник!
До немецких офицеров ясно доносилась пулеметная стрельба. Отвечали "шмайсеры". В поле зрения, почти у кювета, вдруг рванули мины среднего калибра. Огромная ель, иссеченная и срезанная осколками, на глазах изумленных пассажиров, вздымая клубы снежной пыли, шумно повалилась на дорогу. Крики фельдфебеля. Вопли подмятого мотоэкипажа. Оглушительный выстрел «Пантеры». Многократное эхо разнеслось по всему лесу.
