Для травницы исчезновение Шельмы было внове, Ула щурилась и охала, смущённо улыбалась, не имея сил решить: ждать «деточку» или идти к дому? Ночь вылиняла, но ещё не стала утром, холодно на дворе по-осеннему, промозгло. Ветерок посвистывает, того и гляди — белых мух зазовёт, чтоб по первому разу высеребрить траву…
— Во!
Ула вздрогнула и всплеснула руками: Шельма снова стоял на прежнем месте. Только теперь у него на плече примостился тощий уродец, похожий на облезлого птенца. Блеклый, помятый, заспанный. Сальные волосы торчат во все стороны, как мокрые перья. Робкая улыбка подпорчена нехваткой переднего зуба.
— Брат говорит, — пропищал кривоплечий, по-цыплячьи вытягивая шею, укутанную в три оборота пухового шарфа, — что в «Алом Льве» дела решает хэш или его доверенный ученик. Омаса отбыл, никто иной не назначен. Хэш был задумчив сверх обычного. При воротах в ночь стоял брат, так что он вроде и козырь… то есть старший. Только хэш не мог его оставить. Брат думает, вы, тётушка, и есть главная. Вы должны знать о таком деле.
— Ты кто же будешь? — улыбнулась Ула.
Она с некоторым недоумением приняла из рук Шельмы вышитую шаль — новую, выбранную в подарок самим Лофром. Накинула, вмиг согрелась и предпочла не думать, как ловкач добыл вещь, с вечера уложенную в сундук, на дно: слишком дорогая, носить такую показалось неловко. В комнате при разборе покупок никого не было, занавески на окне оставались опущены, да и сундук — а не на замке ли он? Похоже, остался не заперт, привычки к сбережению имущества у Улы не водилось с молодости. И прятать нечего, и травники — они живут при открытых дверях, ведь больные находят к ним путь днём и ночью, в хорошую погоду и в дождь.
— Зябко… до чего ты заботливый, деточка.
— Ну дык… — шея Шельмы заметно порозовела.
— Он такой, — пискнул уродец. — Только не все видят. Я зовусь Голос, тётушка. Шель умыкнул меня у воров. Я до воров жил в доме синего ноба, числился за ученика. Ноб оказался мошенником, влез в долги и оставил в залог меня. Когда он сбежал, за его долг меня — в сявки пегие… простите, это примерно значит: последним в раздаче еды и первым при битье.
— Почему ты не живёшь в «Алом Льве»? — Ула расправила на плечах шаль и двинулась к беседке, как ей украдкой показал Шельма.
— Хэш прогнал, — Голос улыбнулся во весь щербатый рот. — Прав, не сомневайтесь! Шелю дай слабину, он в один день натащит сюда прорву народа и утащит отсюда воз ценностей.
— Твою ж чешую! Нык… хе… н-да…
