Я думала, Квентин решил погрузиться в воду, но стало видно ржавые красные башни моста. Я приготовилась к удару, но не он.
Его ноги ударились о раскрашенное железо и не сдвинулись ни на дюйм, приземлились идеально. От резкой остановки я должна была взорваться. Платформа должна была загреметь. Ничего не было.
Другие законы физики, точно.
— Мы на месте, — сказал Квентин.
Я не слезала. Я восторженно похлопала его по груди.
— Еще! — кричала я — Еще! Отправимся в сторону виноградников!
Он опустил меня на ноги.
— Это не развлечение. Мы прибыли к поезду.
— Вредина, — я дернула его за ухо, щелкнула по своей серьге, что была там.
Мы были одни высоко в сером небе. Я знала, что порой на вершину моста пускали людей, так что платформа была ограждена. Но я все еще не могла прийти в себя от полета, и красная башня казалась чужой территорией. Горой Олимп на Марсе.
— Оглядись и скажи, что ты видишь, — сказал он.
— Я вижу город.
— Хорошо. А теперь открой глаза и скажи еще раз.
Я послушалась и поняла несоответствие.
* * *
Пейзаж вдруг стал картиной, полной ярких мазков кистью и смешанных пигментов. Я видела детали мира в толстых контурах цвета и черного. Я не ощущала высоту. Окна маленьких зданий были видны так же хорошо, как самые высокие шпили города.
— Ого, — прошептала я.
Машины танцевали по мосту, как будто в мультфильме. Я видела пассажиров внутри, на их лицах были разные эмоции. Тот был голоден. Той было скучно. Ребенок умалчивал о секрете.
Я ощущала себя так, словно могу коснуться всего в дальнем конце города. Дальше. Я хотела пробраться за западный горизонт к Сьерра-Неваде.
Я посмотрела на Квентина и застыла. Он пытал, как золотой костер.
Энергия лилась из него волнами. В воздух вылетало столько силы, что атмосфера шипела. Внутри него был обжигающий жар, но меня он не задевал.
Вокруг его плеч было видно силуэт другого облика. Твердой, как алмаз, кожи. Мягкого, как бархат, меха. Сдержанная дикость на лице. Он был восхитительным. Богоподобным. Победоносным.
— Ну, — сказал он двумя голосами, обычным баритоном и басом, способным расколоть небо. — Есть, что сказать?
— Да. Ты подлил что-то мне в кофе?
Квентин рассмеялся, его могли услышать в Нью-Йорке.
— Нет. Кофе был дорогим, и все. У тебя истинное зрение, Джини. Мое истинное зрение. Я привык видеть мир, каким ты его видишь сейчас, но этого почти не осталось. Наша сила, похоже, так переплелась в старые дни, что, когда ты стала человеком, ты забрала это у меня.
