— Ну что ж, я только прошу тебя помнить, что маму огорчать не надо. Дело в том, — он наклонялся ко мне и говорил совсем тихо, чтобы только я слышал. — Дело в том, что к женщинам мы должны с тобой быть очень внимательными. Они ведь слабые, не то что мы, мужчины. Согласен?
Я был согласен с папой. И от разговора с ним становился почти такой же большой и сильный, как он. Только ростом был маленький. А папа говорил мне:
— Ну, я рад, что мы оба думаем одинаково. Всегда, знаешь ли, приятно иметь единомышленников… А теперь ты можешь подушить меня.
Я обнимал папу за шею и душил изо всех сил. После этого он уже не старался делать строгое лицо, как на фотокарточке…
Я соскакиваю с кровати:
— Мама! Смотри, мой папа!
Мама вздрагивает, поворачивается ко мне и берет книжечку.
— Это папин партбилет, сыночек, — говорит она.
— А что такое партбилет? — спрашиваю я.
— Твой папа был коммунистом, — говорит мама.
Но мне все равно непонятно.
— А кто такие коммунисты? — спрашиваю я.
Мама думает. Потом говорит:
— Коммунисты — это те, кто хочет, чтобы всем рабочим людям на Земле жилось хорошо.
Теперь думаю я. Я думаю о том, что раньше, когда мы еще дома жили, мы жили хорошо — ведь все так говорят.
— Мам, а когда мы еще дома жили, мы ведь рабочие люди были, да?
— Конечно, маленький.
Значит, правильно. Мы были рабочие люди, и нам было хорошо. А почему же теперь нам плохо? Может, мы уже не рабочие люди?
— А сейчас мы рабочие люди, мама?
— И сейчас тоже, — говорит мама.
Мне снова непонятно. Я долго думаю, но мне все равно непонятно.
— И мы на Земле живем? — спрашиваю я.
Мама смотрит на меня, как будто ей тоже что-то непонятно.
— Ну да, а где же? — медленно отвечает она, поворачивается ко мне еще больше и смотрит на меня, будто я очень болен. Потом она вдруг резко прижимает мою голову к груди, и на макушку мне одна за другой падают теплые капли.
Уже совсем стемнело. И холодно уже становится. Внизу, наверно, уже совсем холодно.
Мы с Марийкой лежим на печи. Печь еще чуточку теплая. Мы завернулись в одеяло и гадаем, что принесут мама и Арно.
— Сегодня они принесут хлеб, — говорю я. — Вот такой кусок.
Мне очень хочется хлеба. Мама уже давно-давно не приносила его. "Сейчас ни у кого нет хлеба", — говорит она.
Вчера они принесли пять вареных картошин и миску толстых картофельных очисток. Когда Арно будет дома, мы будем печь очистки в печи. Печеные, они вкусные-вкусные. Шелуха на них почти вся сгорает, и, когда потрешь немножко пальцем, остается только белое.
