— Ты жутко молчалив, — сказала Мэдди.
— Я думаю.
— О чем?
— Не знаю.
Мэдди пошарила по своей тарелке, отыскивая хлеб. Нашла его и сказала:
— «Не знаю» обычно означает «не хочу говорить».
— Наверно, ты права, — сказал я, помешивая суп. — Подначиваешь?
— Пожалуй. Мне бы знать, что у тебя в голове.
— Я думаю, что жалел тебя, когда ты ослепла, и как было ужасно, когда тебя сбил автобус. Жалел все время и чувствовал себя виноватым. Но… Но не жалел тебя по-настоящему до этого дня.
— Вот как? — Мэдди спокойно поднесла ложку ко рту.
— Ты так много скрываешь, Мэдди. Поэтому я тебя жалею. Ты всегда понимаешь, что у кого болит, ты и вылечишь, и утешишь. Ты потрясающе умеешь слушать. Но ты ужасно скрытная. Как странно, думал я, видеть в старшей сестре не магическую сибиллу, а нормального человека, простягу — вроде меня самого. — Я вот о чем. Почему ты не рассказывала мне об этом парне, в которого ты втрескалась? Тебе же было дьявольски плохо, когда он дал тебе пинка.
— Я не могу выглядеть слабой, Алекс. Это не для меня. Я — полный инвалид и потому должна держаться и вкалывать, чтобы люди знали, что я сильный человек.
— Это называется гиперкомпенсация.
— Наверное, ты прав. Наверное, я скрываю то, что не нужно скрывать.
Вот так так… Ничего такого не замышляя, я привел ее туда, куда нужно.
— Ну тогда скажи, что ты думаешь о Тони. О ней, обо мне и наших отношениях. Ты сидела себе тихо, но ты психолог, и у тебя, конечно, есть свое мнение. Я псих?
— Ты уверен, что хочешь это услышать?
— Ага, и напрямую.
— Но это может тебя задеть. И взбесить.
— Ни за что, — ответил я, думая при этом: «Давай-давай, суди меня».
— Ну, если так… На деле-то я давно хотела поговорить с тобой. — Мэдди повернулась ко мне. — Во-первых, ты не псих. А во-вторых, я знала.
— Знала что?
— Что Тони — лесбиянка.
Я был совершенно ошарашен.
— Значит, ты так все и угадываешь?
— Нет. — Мэдди помолчала, и, когда она заговорила опять, ее голос был мягче и спокойней. — Это значит, что я хороший друг.
— Что ты имеешь в виду?
— Что мы с Тони были друзьями. Даже близкими друзьями, и она рассказала мне о себе и Лоре.
Это казалось невозможным; правда, обе они жили в Чикаго. Я переспросил:
— Что ты говоришь?
— Что некоторое время назад…
— Это когда?
— Лет, наверное, шесть…
— Шесть? — Я потерял дар речи.
— Да, примерно тогда мы случайно встретились. Я шла мимо «Уотер тауэр плейс»[8], нащупывая дорогу тростью, и вдруг буквально врезалась в кого-то, и это как раз была Тони. Мы, понятно, сразу узнали друг друга, потому что тысячу раз встречались, когда вы были вместе, ну и…
