Сколько же он услышал разных историй о Варваре в тот день! То один сельчанин рассказывал другому, что после визита к нему Варвары, у него в саду все цветы завяли; то другой говорил, как у него бычок заболел и сдох после того, как его Варвара по носу погладила; а то директор местной школы подметил падение успеваемости своих учеников, увлекшихся наблюдением за ведьмой. Звучали и такие истории, что едва въехав в деревню Варвара начала пить чужую кровь по ночам.
— Мне еще моя мама говорила, что ведьмы краше всех! — судачила одна бабка перед другой, сидя на скамейке под высохшей яблоней во дворе одного дома.
— Это только для мужиков она красивая такая, а на деле — ничего особенного. Да моя дочурка и то краше!
Рисуя в воображении еще более красивую девушку, чем Варвара, Гермоген неслышно удалился. Не получилось, ведь он и такую красавицу в жизни никогда прежде не видел.
— Все бабы ведьмы, это каждый знает. — поучал дед своего внука. — А красивые бабы и подавно! Избавил бы нас кто от этой ведьмы, вот бы мы зажили!
Вдоволь наслушался в этот день Гермоген всяческих небылиц о Варваре, и усталый, вернулся в свою келью. Ночью священнику спалось очень плохо. Ему снилось, будто церковь, где он служил, стояла разрушенной, и среди развалин королевой ходила Варвара.
— Молись на меня, — сказала она, глядя ему в глаза, — Это произойдет, если ты не будешь на меня молиться…
Проснувшись в ту же секунду, Гермоген стал что-то безумно шептать. Из окна его кельи пробивался яркий луч. Полная луна стояла в зените, и светила влюбленному священнику. Тот, не в силах встать с постели, крестился лежа, и продолжал лихорадочно бредить. В какой-то миг ему показалось, будто Варвара стоит за окном и смотрит на него с усмешкой. Стоило ему в очередной раз перекреститься, как видение пропало, будто и не было там девушки вовсе.
Утром батюшка проснулся весь разбитый. Подушка лежала разорванная на полу, одеяло лежало там же. По всей комнате парил вырванный из них пух. С вечера рясы он так и не чистил, а теперь и они валялись на полу, грязные настолько, что очистить их не представлялось возможным. Дополнял картину пепел, лежавший аккуратной кучкой на опаленном полу.
Кое-как сев на постели, Гермоген попытался вспомнить, что же произошло ночью. Голова заболела, и отвечать отказалась. Лишь каким-то чудом ему удалось вспомнить, что это он ночью сжег Библию и молитвослов. От осознания сего факта ему стало не по себе.
