Охранник, насторожившись, отложил книгу, заглянул на голос больного. Кровать в палате была пуста, но голос звучал из ванной комнаты. Охранник заглянул туда. Помещение ванной комнаты был заполнено паром. Пациент набирал ванну. Собрался видимо мыться. Правильно. Пора. Сколько суток уже здесь. Мужчина!
Через пару минут охранник вышел — фиксировала видеокамера — ленивой, неспешной походкой прошёл мимо своего стола, к выходу… Коридорные видеокамеры наблюдали за ним. Надвинув козырёк фуражки на глаза, охранник остановился, похлопал по карманам, но доставать пачку сигарет не стал, вышел на улицу — дождь, слякотно — поёжился, поднял воротник пиджака, достал пачку сигарет, смял её, как пустую, выбросил в урну, заторопился к ближайшему киоску, свернул к нему… Дальше видеокамеры его «отпустили».
Первой, пропажу обнаружила улыбчивая медсестра. Она нашла раздетого охранника сидящего в какой-то странной позе, в ванной комнате, перекрыла кран, всполошилась. Охранник был живой, но не в себе, когда разобрались с его спутанными ногами, одной рукой держался за голову, другой за кобуру с пистолетом на голых коленях, раскачиваясь, раз за разом повторял одно и тоже, как мантру: «А пистолет не взял, а пистолет не взял…». Уже не улыбаясь, медсестра бросилась к внутреннему телефону. Тут же появился лечащий врач, профессор Олег Павлович, за ним и Семён Маркович, тревоги у обоих не было предела. Дежурный охранник, уже сидя на стуле, в тапочках и халате, ничего сказать не мог, а камеры внутреннего наблюдения, при повторе, чётко показали его путь в ванную комнату, потом по коридору и на выходе… Охранник, приведённый в чувство запахом нашатыря и одним уколом, бросился к рации… В необычайно короткое время приехавший наряд хмурых людей в штатской одежде допросили испуганную медсестру, от страха трясущихся обоих профессоров, охранника. Кинолог пробежал с собачкой до киоска, потом до автобусной остановки и вернулся назад. Всё, ушёл клиент! Упустили!
А с ним ушли и документы охранника, удостоверение и деньги.
Дождь. Слякоть…
А на душе беглеца ещё хуже. Страх. Паника. Беспомощность. Чтобы от этого избавиться, понял, необходимо взять себя в руки, посмотреть на ситуацию другими глазами, как следовало из уроков школы КГБ СССР. И первое, нужно сориентироваться. Что удивительно, столько лет человек жил в Москве, а никаких адресов, ни улиц не знает. Проехав четыре остановки на первом попавшемся автобусе, Виктор Викторович вышел, быстро пересел на троллейбус… Нужно было замести следы. В данной ситуации это первое. Хотя и не знал ещё куда едет, но понимал, подальше от той клиники. Пожалел, что никогда не интересовался географией города, да и страной в целом. Больше, конечно, знал Ленинград, вернее Санкт-Петербург. Но это раньше, тогда, а теперь, в Москве… Ничего не знал. В должности президента или премьера понимал, эта микроинформация ему была не нужна, не для него. Когда нужно, все вопросы прорабатывались соответствующими техническими структурами и службами. И когда работал президентом, и когда премьер-министром. Это было естественно: зачем ему было то, что должны были знать другие. У него проблемы макрополитические, макроэкономические, геополитические — государственные и т. д., и т. п. А вот теперь… И ещё одна проблема возникла. Там, и в Кремле, и в Доме Правительства, и в Мэрии города, и во всех Округах Федерального и Регионального значения было огромное множество официальных лиц, губернаторов, мэров, представителей президента, олигархов и прочих людей, кто его знал, кто с почтением слушал и аплодировал, не считая множества сотрудников ФСО, ФСБ, Минобороны, МВД, Прокуратуры и других, для кого он был когда первым лицом Государства, когда вторым, но всегда первым, Верховным главнокомандующим, кто при нём брали под «козырёк», подобострастно заглядывали в глаза, а теперь, сейчас… Ни одному он позвонить не может, ни к кому обратиться тоже, ни посоветоваться, ни спрятаться… Не поймут. Не поверят. Это плохо. Ужасно плохо. С таким лицом, без документов, в такой жуткой, непредвиденной ситуации. Очень плохо. Вот раньше, когда он работал простым сотрудником ФСБ, там, за границей, он точно знал весь специнструментарий которым мог располагать, с закрытыми глазами знал географию того города, где работал, как и страны в целом, знал свою легенду, свою задачу. А сейчас, без подготовки, в чужом костюме, с чужим документом, с тремя тысячами рублей, что нашлись в бумажнике, что можно сделать, к кому обратиться, кому пожаловаться? Некому. С его новым «лицом», с той правдой, о которой он мог рассказать, пожаловаться, кто ему поверит, кто выслушает? Никто. Нет таких. Да и были ли они, друзья? Не было. Вытягивались. В рот заглядывали. С мысли сбивались. Боялись. А друзей, в прямом понимании этого слова не было, не было. Да и не могло быть. На вершине яркий свет и одиночество. Вот попал, вот попал, ну… Суки! Сволочи! Предатели! Нужно найти ту сволочь, найти того иуду, который, которая… лишила его, исключила, вырвала… Замочить! Найти и замочить! Отомстить! Три шкуры с гада спустить… нет, именно отомстить, вернуть всё. Любой ценой, любыми средствами найти и… вернуться. В Кремль вернуться! Сначала замочить, и вернуться. Нет, сначала вернуться, потом замочить. Вернуться!
