А я биолог, — только и нашелся, что сказать Пашка.
Биолог, — обрадовалась подруга, — тогда смотри. И распахнула грудь как занавеску.
Будь Лидоланский не Лидоланским, и 90-е годы не 90-ми годами, наверное, он упал бы в обморок. А может быть и вообще помер. Но в то десятилетие веселые и отвязные парни и вправду ко многому были готовы. К тому ж видеомагнитофоны появились, кина американского все насмотрелись. «Охуеть», — только и сказал Пашка. В груди у Иры в тонкой сети труб и трубочек пульсировала вязкая темная жидкость. Роль сердца выполняла маленькая голова, довольно добродушная на вид. При каждой пульсации она кривила губы в усмешке.
А хочешь мозг посмотреть? — спросила Ира, запахивая грудь. Но Лидоланский не хотел. Куда больше ему хотелось казаться крутым и отважным.
Что я там не видел? — ответил он и поцеловал ее в губы.
Правильное решение, — одобрила Ира. — Ты вообще молодец. Таких у меня еще не было.
В общем, в тот день, довольные друг другом, они разошлись по своим делам. Лидоланский, в меру охуевший, думал, что больше они не увидятся. Всем рассказывал, никто не верил, смеялись. Но на удивление Ира много где еще появлялась. Один раз у Лидоланского дома, он пришел, она сидит, с Машкой разговаривает, как старая подруга. Улучила все-таки момент, утащила Пашку на лестницу и быстро трахнула на подоконнике. Вернулись, Машка «Улисса» читала, ничего не заметила.
Другой раз на нашей вечеринке, откуда взялась, никто не знает, но почти весь вечер провели они с Лидоланским в ванной. Люди не могли зайти руки помыть.
Наконец, к матери Лидоланского попала, типа аспиранткой. Матушка Лидоланского профессором биохимии служила, во Втором Меде…
В конце концов Пашке это надоело страшно. Он Ирку ненавидел, но как избавиться от нее, не знал. К самому этому холоду в конце траха так привык, что с другими девчонками все казалось ему пресным. А уж какие красавицы у него попадались, и опытные. Даже Машка говорить стала, что не хочет он ее так, как раньше, что-то разладилось у них во внутреннем мире. А уж если они не были пристрастны друг ко дружке, любви на свете вообще не существует…
В общем, сам ли Лидоланский решил или кто-то посоветовал ему, но поехал он в Псковские Печоры. Первый монах, которому он исповедовался, не поверил ему, говорит, вы, говорит, молодой человек, сами одержимы, надо вам, молодой человек, к отцу Василию, в Пюхтицы, это в Эстонии, тут поблизости, на отчитку. Зато второй, старец, поверил, и Лидоланский по его совету всю ночь простоял в храме перед богородичным образом Молительницы. Вернулся он в Москву какой-то другой, смущенный и нежный.
