Сколько раз он собирался нарисовать этот клен и каждый раз не решался. Клен-старик, и он сам — почти старик. С этим деревом Дориана Ивановича связывала мистическая связь. «Старик, — погладил шершавую кору дерева Снегирев, — когда тебя срубят, и я недолго протяну».
И хотя никто не собирался рубить дерево, на глаза Дориана Ивановича навернулись слезы.
Он пошел и взял еще пива. Спешить было некуда. Потом еще. Глаза его слиплись, и он заснул крепким сном еще очень здорового человека. И дыхание его было чистое, как у ребенка. Может быть, он за всю свою жизнь ничего путного не сделал, но и вреда никому не причинил. Не доносил, не клеветал, не унижался, не лез в первые ряды… И потому спал спокойно пожилой художник на лавочке. А продавщица из киоска приглядывала, чтобы этого красивого и вежливого мужика не обокрали.
…У них были холодные глаза убийц. Их было слишком много. Друзья были где-то рядом. Но они не могли пробиться к ней. Она слышала гогот смуглой солдатни и почему-то точно знала, что ее растопчут на кресте. Нет, она не закричит. Но где же Станислав?
Оля проснулась от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо.
Над ней стояла молодая брюнетка.
— Извини, что бужу, подруга, — испуганно сказала та низким голосом, — но ты так кричала. У тебя что-нибудь болит?
— Душа, — ответила Оля, облизывая сухие губы.
Она вспомнила: эту женщину она облила сегодня утром минералкой.
— Слушай, — говорила та, — может тебе помощь нужна? Сделать что?
— Сколько времени? — спросила Оля.
— Да часа два, видишь, солнце на улице. А меня Клава зовут.
— Меня Оля. Мне кошмары снились.
— А какие? Мне тоже часто снятся.
Полнотелая брюнетка села на кровать.
— Не помню, — сказала Оля, — помню, что страшно.
— Слушай, а ты кто?
— Дочь Дориана Ивановича.
— А я… — Клава замялась, — в общем, он мне нравится. Я жалею, что я ему не дочь. Милый он мужик.
— Он добрый, — согласилась Оля. — Раньше я не понимала, что по-настоящему добрых людей очень мало. Добрый — тот, кто все может простить или почти все. А я злая, очень злая.
— Брось, девочка, — сказала Клава и погладила голое Олино плечо. — Все пройдет. Мы, бабы, живучие. Со мной чего только не делали, а я живу. Даже сама этому удивляюсь.
У Клавы была очень хорошая улыбка. О таких говорят: человек со светлой улыбкой. И действительно, стоило ей улыбнуться, и глаза наполнялись спокойным влажным блеском, озаряли лицо.
— А куда Дориан Иванович делся?
— Не знаю, — пожала плечами Оля.
