— Отпустили меня, Володь… Прямо из госпиталя. Дали отпуск на три месяца, но, конечно, демобилизуют. Так что отвоевались мы. С победой, Володь!
— С победой, — улыбнулся Володька. — А что с Шуркой?
— Живой он, Володь! Мы всю войну с ним переписывались… Ты видишь, сержант я. Училище-то не дали закончить, через три месяца сержантами на фронт отправили. А Шурка — старший лейтенант. Наверно, в армии останется.
— Ну а ты куда?
— Как куда? На завод. Я уже заходил к ребятам. Все новые, конечно, но мастер тот же, обрадовался мне. Поработаем теперь, Витек! Слушай, Володь, а как здорово, что больше над нами ни самолетов, ни снарядов, ни мин, ни пуль… Считай, словно заново родились и впереди вся жизнь.
— Витя, пока еще трудно будет жить, — сказала Володькина мать.
— Чего трудного-то? — даже удивился Витька. — Ну, голодновато малость, так нам к этому не привыкать. Правда, Володь?
— Конечно, — еще раз улыбнулся Володька, глядя на загорелого крепкого Витьку, прозванного Бульдогом, а если по-ласковому — Бульдожкой за курносый нос, большой рот и выдвинутую нижнюю челюсть.
— Надо сетку волейбольную раздобыть, повесить и опять, как раньше… — он споткнулся, замолк, скользнув взглядом по Володькиной руке.
— О ком еще знаешь с нашего двора? — спросил Володька.
— Колька Кирюшин вернулся. Правая рука ранена, нерв поврежден, ну… а об остальных ты еще в сорок втором узнал… Опустел наш двор, конечно. Наверно, везде так… — погрустнел Витька.
Володькина мать принесла чайник и стала разливать чай…
Они помолчали недолго, потом Витька спросил:
— Ксения Николаевна, вы картошку-то посадили?
— Нет, Витя…
— А моя мать много посадила… Осенью тогда поделимся с вами.
— Спасибо, Витя.
— Я же работать через три месяца пойду, начну зарабатывать… Как ты, Володь, думаешь, скоро карточки отменят?
— Вот уж не знаю… — развел руками Володька.
— Как отменят, так и жизнь сразу наладится… — после небольшой паузы Витька опять вернулся к волейбольной сетке. — У кого-нибудь она хранится, наверно, надо разузнать.
— Не будет того волейбола, Витька, кому играть-то?
— Вернутся еще… Не может же быть, чтобы… — он умолк.
Володька понимал его желание возродить дворовый волейбол, вернуть ушедшее детство, от которого оторвала война — безжалостно и сразу, как и всех его сверстников.
~~~
— Я приехала, — сказала Тоня в телефонную трубку и, пока ошарашенный неожиданностью Володька собирался с мыслями, спросила: — Ты придешь?
— Конечно. Когда? Могу хоть сейчас.
