— Верю, — кивнула Севастьяна. — Кошка чует то, что собака не чует.
— А в другие приметы? — настаивала Мария.
— Смотря в какие.
— Если нитка на полу лежит, ты через нее перешагнешь или обойдешь? — Мария сощурилась, потому что солнечный луч проник сквозь щелку в занавесях и норовил попасть в глаз. Но Севастьяна могла расценить это как крайнюю степень сомнения Марии.
Она усмехнулась:
— Я хорошо подметаю полы. У меня нитки не валяются.
Мария рассмеялась:
— Ох, Севастьяна. Ты такая… такая… — Она не могла подобрать слово. — Как только с тобой мужчины могут иметь дело?
— Не могут! — отрезала Севастьяна.
— Неужели? — Мария снова сощурилась, теперь уже не от солнца, потому что передвинулась на оттоманке, уворачиваясь от назойливого луча. Она сама не понимала, с чего это она так разыгралась с женщиной, которая намного старше ее. Она как будто испытывала себя на смелость: может ли держать себя не так, как всегда, и как люди к этому отнесутся?
— Не могут, — повторила Севастьяна, а потом лицо ее стало другим, незнакомым Марии. — Это я с ними могу.
Мария порозовела. Она была довольна собой. Что ж, похвалила она себя, она тоже может вести себя не так, как обычно. Никто не удивится, если даже такая женщина, чуткая, как кошка, Севастьяна Буслаева, не удивляется.
Гостья откланялась со словами:
— Отдыхай от нас столько, сколько хочется. Мои девочки начинают учиться ткать лен на самопрялках. Я выписала им учителя из Вятки.
— На самопрялках? — повторила Мария. — Я хотела бы посмотреть, что это такое.
— Станочек это самодельный, один умелец построил. Милости просим. В любое время. — Севастьяна поклонилась, а Мария вскочила и прошла с гостьей до дверей.
Потом она встала возле окна и смотрела, как уходит Севастьяна, как прямо держит спину, как гордо — голову. Едва она скрылась из виду, завернув за угол, Мария поняла, что обрадовало ее в словах Севастьяны. «Если сделаешь вид да еще сама поверишь, будто ты можешь что-то, чего на самом деле не умеешь, то и другие не усомнятся, поверят».
Ну конечно! Они с Лизой сделают вид и поверят… Обязательно… Значит…
Не успела Мария додумать до конца мысль, теперь уж и без всяких слов ясную, как из-за угла, за которым скрылась Севастьяна, вывернул экипаж.
Мария почувствовала, как сердце забилось в такт бубенцам, а лицо залилось румянцем.
Гуань-цзы соскочила с подоконника и метнулась в щель неплотно закрытой двери.
— Едут, — прошептала Мария. — Едут.
А потом не менее резво, чем кошка, бросилась на улицу.
