— Что? — из-за громкой музыки он не расслышал ее слов.
— Ничего, проехали. — Она вновь завертела головой. — А дружок твой смылся!
Когда танец кончился, они пошли к буфету. Вернее, Милка потянула его за собой. Сунула ему в руку скомканную десятку:
— Угости меня пирожным… и пивом.
Робка купил две бутылки пива и два пирожных, протянул Милке сдачу.
— Оставь себе. — Милка беззаботно махнула рукой.
— Зачем? Мне не надо.
— Оставь, пригодится. — Она налила в стакан пива, выпила и залихватски подмигнула Робке: — Вкусно! Люблю красивую жизнь!
Они сидели за столиком рядом с громадным фикусом в деревянной, обернутой серебристой фольгой кадке. А над ними в широченной багетовой раме висела знаменитая картина «Мишки в сосновом лесу».
— В школу совсем ходить не будешь? — спрашивала Милка.
— Не знаю… еще не решил…
— Смотри, Робка, от Гавроша держись подальше.
— А ты? — взглянул на нее Робка.
— Я — человек взрослый, а ты — еще пацан. — Она подмигнула ему, взъерошила на затылке волосы. — Я целую семью кормлю, понял? Отец-инвалид да сестренка с братом, понял?
— А мать? — спросил Робка.
— Умерла в позапрошлом году… Болела долго. — Опять глаза у нее стали грустными. — Так я с ней намучилась, так намучилась… Рак желудка у нее был… А у тебя отец-мать живы?
— Живы… Только отца нету…
— Бросил, что ли?
— Да нет… — Робка отвел глаза в сторону. — Сидит…
— Как? — Милка вытаращила глаза. — Он что, тоже вор, что ли? Как у Гавроша?
— Нет… — Робка с трудом выдавливал слова. — Он в плену был…
— Ну и что? — Милка ничего не понимала.
— Ну и ничего… документы какие-то потерял, откуда я знаю?
— Фью-ить! — оторопело присвистнула Милка. — Враг народа, значит?
— Да иди ты! — вдруг взъярился Робка и встал. — Раскудахталась, как клуша! «Враг народа»! Тебе-то что? Он… танкист был! У него два потрясающих ордена — Боевых Красных Знамени было! Он… Я его письма читал… мать давала!
Милка вдруг взяла его за руку, потянула к себе, усадила обратно на стул — лицо у нее сделалось виноватое и глаза печальные и ласковые:
— Ой, прости, Робочка… Обиделся? Я же не хотела… с языка сорвалось — не подумала… Прости… Мой батя тоже танкистом был. И орденов у него — ужас… А с войны слепой пришел… — Она погладила его по плечу, вздохнула: — Ох, Робка, Робка, три танкиста выпили по триста…
Снова зазвучала мелодия танго, и центр зала стал заполняться танцующими парами. Робка и Милка теперь танцевали медленно, прижавшись друг к другу, и Робка ощущал ее всю, гибкую, сильную и такую красивую. Она вдруг коснулась губами его уха, прошептала:
