Она молча подошла к нему и молча хлестнула его по щеке, раз, другой. Витькина голова мотнулась назад.
А мать так же молча повернулась и пошла, нагнув голову, укрываясь от пронизывающего ветра старым шерстяным платком.
Витька шел следом за ней на расстоянии нескольких шагов, шел как побитая собака…
…Степан Егорыч все еще смотрел телевизор. Передавали последние новости. Он сидел в сельсовете один. Главбух давно ушел. Степан Егорыч выключил телевизор и встал. Достал папиросу, загремел спичками. Маленькое пламя на мгновение выхватило из темноты профиль его лица с провалившейся щекой, крутым подбородком.
Он вышел из сельсовета, запер дверь на большой замок и зашагал по темной деревенской улице. Круглая яркая луна висела совсем низко, прямо над домами. В клубе все окна были освещены, смутно доносилась музыка. Степан Егорыч задержался на мгновение и пошел дальше.
Его дом был неподалеку от магазина. Степан Егорыч просунул руку между планок штакетника, отодвинул щеколду в калитке и пошел через палисадник к дому. В доме горел свет.
Старуха Дарья Прохоровна, свояченица Степана Егорыча, сидела за столом и вязала шерстяной носок. Клубок шерсти катался в маленьком тазике, стоявшем у ее ног. Она приподняла толстенные очки и осуждающе смотрела на вошедшего Степана Егорыча.
— И когда полуночничать кончишь? — спросила она.
— Телевизор глядел, — ответил Степан Егорыч и устало улыбнулся.
— А у нас его нету? Вона стоит! — Она кивнула головой в угол, где на низеньком комоде стоял телевизор, заботливо укрытый кружевной салфеткой, и наверху — длинный ряд белых слоников, пара резиновых калошек, коробочка, облепленная ракушками с надписью «Привет из Крыма», граненая длинная стеклянная ваза с восковой розой.
— Все-то тебя, бобыля, домой не загонишь, — недовольно говорила старуха. — Ужинать будешь ай нет?
— Нет. — Степан Егорыч сел на лавку, принялся стаскивать сапог с ноги.
— В погребе молоко парное, принесть, может? — вновь спросила старуха.
— Ну, принеси… — ответил Степан Егорыч.
Старухд отложила вязание, тяжелой походкой вышла из дома.
Степан Егорыч сидел неподвижно, опустив голову, держа в руке снятый сапог.
И вдруг он решительно принялся натягивать сапог на ногу. Поднялся, выдвинул ящик комода, достал туго свернутый рулончик с деньгами, сунул их в карман гимнастерки, достал из-под кровати маленький чемоданчик, бросил туда мыльницу, зубную щетку, поискал глазами полотенце и… вдруг передумал. Задвинул чемоданчик обратно под кровать.
