Люба с трудом приподнялась, разлепила глаза, бессмысленно оглядываясь вокруг. За окном синела ночь.
— Витька-то не пришел, — прошамкала бабка.
— Сколько время? — спросила Люба и обхватила озябшие со сна голые плечи.
— Четыре скоро…
— Придет — прибью… Господи, и что за наказание такое…
Бабка снова вцепилась костлявой рукой в плечо Любы:
— Может, случилось что, а ты развалилась, дрыхнешь… Сходила бы…
— Куда? Ну что мелете, мама! По всей Москве, что ли, его искать? Ночью-то…
Но бабка продолжала тормошить Любу. И та нехотя подчинилась, стала медленно одеваться.
— Наверное, только в могиле и высплюсь, — вздохнула она.
Она вышла на кухню, долго пила холодную воду из-под крана, кое-как, на ощупь уложила растрепанные волосы, сполоснула лицо. Следом за ней выползла бабка и все подгоняла глухим, сварливым голосом:
— Иди, иди… не дай бог, что случилось… Ну, что стоишь-то?
В коридоре скрипнула еще одна дверь, в темноту вывалилась желтая полоса света, и в этой полосе появился Степан Егорыч. Он тоже не ложился.
— Чего стряслось-то? — каким-то чужим, хриплым голосом спросил он.
— Ничего… — ответила Люба. — Витьки нету…
— Хмнда… — вздохнул Степан Егорыч. — И куда ж ты теперь?
— Искать пойду паразита…
Они разговаривали так, будто между ними ничего и не произошло.
— Что ж ты одна-то? Давай я с тобой.
— Спал бы лучше, Степан Егорыч… И без тебя тошно…
— Не спится, Люба… Ты все ж прости меня… Уеду я… только щас решил… В деревню поеду, у меня там свояченица вроде живет… На земле все как-то спокойнее… Буду колхозное хозяйство подымать. — Он усмехнулся, и вновь лицо стало спокойным и серьезным. — Ты уж прости, Люба…
Люба молча подошла к нему, обняла, поцеловала в щеки, лоб, губы, проговорила со стоном:
— Уезжай поскорее… Христа ради, Степушка…
И быстро вышла из кухни. Хлопнула парадная дверь.
…На улице свистел холодный весенний ветер. Витька ежился, подняв воротник пальто. И такой пустой, черный был город, и от зеленоватого света магазинных витрин эта пустота становилась еще более ощутимой.
Три корявых, старых тополя росли возле школы. От ветра вздрагивали голые, черные ветви. Витька остановился, окинул взглядом насупленное, тяжелое здание.
Люба шла наугад. Временами она останавливалась, оглядывалась, звала негромко:
— Витька… Витенька… — И губы вздрагивали, кривились. Ей хотелось заплакать.
Она увидела Витьку возле школы и быстро пошла к нему. Она сначала и не разглядела как следует, но сердце сразу почувствовало, что это ее Витька.
