Он видел все шрамы, пока тонул. Доказано было и другое – ибо Феодор, командовавший имперской галерой, рассказывал ему фантастические истории о море, и среди прочих – что когда тонешь, перед глазами мелькают все события твоей жизни. Старый лучник был прав. Такой была часть последних, самых горьких мыслей Григория. Эта и другая: пытаясь избежать смерти на стенах обреченного Константинополя, он нашел смерть в бегстве оттуда.
Вода сомкнулась над головой, залила уши, как залила все остальное. Во внезапной тишине ему послышался смех. Он задумался, что за дриада мчится сквозь волны похитить его. Потом узнал этот смех. София. Он украл для нее попугая. Птица клюнула его. София смеялась. А сейчас она пришла в последний раз посмеяться над безносым мужчиной, который быстро тонет.
Такой была его последняя мысль. Вот он, безвестный конец.
Нет!
Следующая мысль была отчетливой, ясной: «Я так долго жил в горечи. Я не намерен умирать в ней».
Воздуха осталось чуть-чуть. Но достаточно, чтобы сделать гребок, вскинуть руки, всплыть. Одна рука пробила поверхность, ударилась о дерево. Там что-то плавало.
Последнего клочка воздуха хватило, чтобы Григорий толкнулся ногами и ухватился за деревяшку. Ею оказался обломок рангоута. Круглый, с веревками и тяжелым холстом, которые не давали брусу крутиться, пока Григорий забирался на него. Он обхватил брус руками и ногами, не отдавая волнам. Сделал три глубоких, болезненных вздоха, вытошнил струю воды, сильно раскашлялся, потом, в краткий промежуток между двумя волнами, подтянул к себе путаницу веревок и, извиваясь, просунул голову и грудь в промежуток и затянул концы под брусом. Он успел как раз вовремя – следующая волна была свирепой и попыталась утащить его. Но торопливо затянутый узел и вернувшаяся к рукам сила удержали его, а следующие обороты веревки надежно пристегнули. Теперь Григорий мог только одно: крепко держаться за брус и молиться. Он считал, что давным-давно разуверился в молитвах. Он ошибся.
Шторм, который налетел внезапно и потопил идущее в Рагузу судно, столь же внезапно утих. Он казался Григорию живым существом, которое осознало, что не может убить его, отступило и ушло на поиски других жертв. Огромные волны становились все меньше, пока не перестали пытаться утопить Григория, а просто укачивали. Холодный дождь, который непрестанно шел несколько дней, закончился, вернулось солнце.
Григорий лежал спокойно, отдавшись зыби. Он мало что мог сделать. Быстрый взгляд сказал, что вокруг плавает очень мало обломков и людей на них нет. Шторм ударил через два дня после отплытия с Крита, и сейчас до самого горизонта не было ничего, кроме воды. Григорий разглядывал другие обломки. Неподалеку виднелась связка пошире. Он попытался подогнать к ней свой брус, но толку было мало, зыбь отбрасывала его назад. В конце концов он отвязался, скользнул в воду, содрал с себя мокрую одежду, лег на спину и поплыл. У него ушло какое-то время, поскольку волны то толкали его к цели, то относили в сторону. Когда Григорий уже думал, что сил больше нет, он внезапно оказался рядом с обломками, а потом – на них.
