– Но ты их не утопил, Григор, верно? Ты и Фе… – Она замешкалась, продолжила: – Вы их всех пристроили.
– Пристроили, мы с братом. – Он облизал губы. – Но я в одиночку отыскал для тебя всех зверей, когда ты решила строить Ковчег.
София подошла, села напротив него.
– Тогда шел дождь, еще сильнее, чем сейчас. Наверное, целый месяц. Я была уверена, что скоро начнется наводнение.
– По сколько нам было? По восемь? Ты убедила меня, и я лазал по крысиным норам и забирался на деревья к беличьим гнездам. – Григорий вытянул указательный палец. – Видишь этот шрам? Полукруглый?
Она взяла палец, посмотрела:
– Да?
– Тебе требовался попугай. Я пытался украсть его у торговца-черкеса. И попугай отхватил мне кончик пальца. – Он рассмеялся. – Не знаю, что было больнее: это или трепка, которую мне задал отец за воровство.
София тоже рассмеялась, все еще держа его палец, – пока кот не встал на задние лапы и ткнулся головой в поисках ласки, разрывая их связь.
– Мой первый шрам, полученный ради тебя. Но не последний.
Он имел в виду все шрамы. По крайней мере так думал. Она поняла его иначе.
– Григор, мне ужасно жаль…
Он поднял руку со шрамом:
– Как и мне. То, что я сказал… в прошлый раз. Это не то, что я чувствовал. Нет, то, но за меня говорила злость. Не моя вера.
– Я знаю. – София подалась к нему. – У тебя есть причина для злости.
– Да. Есть.
Григорий откинулся на спинку стула, кот изогнулся и посмотрел на него. Мужчина вновь осознал, что разделяет их с Софией. На самом деле разделяет. Его маска и то, что под ней.
Казалось, она ответила его мыслям:
– Можно, я еще раз увижу… твой другой шрам?
Она подняла руку, потянулась к его лицу. Григорий поймал ее за руку.
– Зачем? – прохрипел он, в горле у него пересохло. – Любопытство? Разве не говорят, что оно сгубило кошку?
– Не любопытство. Возможно, я хочу еще раз увидеть, что сделала с нами судьба.
– Тогда смотри, – сказал Григорий, выпуская ее руку.
Он уже видел потрясение, жалость. Оба чувства вызывали у него отвращение. Но сейчас, когда она потянулась и опустила маску, Григорий увидел только внимание, женскую заботу.
– Это больно? – спросила София, кончики ее пальцев зависли у костяной реплики.
– Нет. Иногда ноет. Но из-за отсутствия, а не присутствия.
Он прикрыл глаза – ее пальцы осторожно пробежали по краю, где слоновая кость встречалась с кожей, – снова открыл их и задал часть вопроса, который вертелся у него на языке с самого начала.
– У него… у него мой нос? У нашего сына?
