Она молилась, когда он постучал. Перекрестившись, быстро встала, мгновение разминала затекшие ноги, потом спустилась по лестнице и крикнула:
– Кто там?
– Я.
София отодвинула засовы, открыла дверь. Лица не разглядеть, голос из-под капюшона был тих:
– Ты сама открываешь дверь? Где твои слуги?
– У нас только одна служанка. Я отослала ее. Пусть навестит своего возлюбленного. Времена сейчас… трудные.
– Так и есть. – Он не шелохнулся. – А твои дети?
– Дочь спит наверху. А сына… нет.
– Ты и его отослала?
– Нет. Он… он у учителя. Математика. Он… не одарен.
– Как и отец, значит.
Она не знала, которого Григорий имеет в виду. Он по-прежнему стоял неподвижно.
– Ты войдешь?
– Войду.
Он пошел за ней по знакомым ступеням. Они выходили в большую центральную комнату, где всегда собиралась его семья. Комната изменилась: другая мебель, алтарь у стены. И все же она была той самой комнатой.
– Ты не…
София указала на несколько пар тапочек у входа. Какие-то, должно быть, для гостей. Какие-то – ее мужа. На секунду замешкавшись, Григорий нагнулся, снял сапоги, натянул мягкие тапочки.
– Не желаешь?.. – София указала на стулья, расставленные вокруг стола у очага, воронка его дымохода исчезала в крыше.
– Да.
Григорий медленно подошел к столу. Он явился сюда с требованиями. Но сейчас, в комнате призраков, не мог вспомнить ни одного.
Он сел, она стояла. Они смотрели друг на друга. Молчание ширилось. И тут к нему на колени запрыгнул кот.
– Господи! – воскликнул мужчина.
– Ульвикул!
София подошла забрать кота. Но Григорий уже нашел его слабое место – почесывал пальцем под подбородком, и зверек прижимался к его руке.
– Красивый зверь, – пробормотал Григорий. – И ты зовешь его…
– Ульвикул. Турецкий посланник, который приходил к нам, дал ему это имя. Потому что…
– Вот. – Григорий почесал другое место. – «М» на переносице. Любимый Мухаммедом.
София наклонилась и положила руку на подставленный сейчас живот кота. Ласки удвоились, и кот в экстазе замурлыкал. Пальцы мужчины и женщины встретились. Оба замерли. София отвернулась, отошла на пару шагов, и кот спрыгнул за ней.
– Он хромает, твой любимый.
– Да. С ним случилась неприятность.
– Какого рода?
– Сломал лапу. Выпал из окна.
– Ты и твои животные, Софитра.
Он осекся, назвав ее старым детским прозвищем, потом торопливо продолжил:
– Помнишь собаку, которая у тебя была, ту уличную сучку? Она выглядела как прокаженная.
– Пистотат! – воскликнула она. – Я ее любила!
– Знаю. Только ты ее и любила. У нее был помет щенков, еще уродливее матери – утопить, да и только.
