— Пожалуйста, зайдемте вон в тот магазин, — говорила она мне или Шивамохану. — Пусть они все идут вперед.
Обескураженный Бхаргав, должно быть, думал, что мы намеренно, из тайного недоброжелательства к нему, задерживаемся вместе с Шуклой, и он, потупившись, молча уходил вперед. Постепенно отделившись от всех, Бхаргав одиноко брел по краю тротуара. Обычно из этого затруднительного положения выводила его Нилима; пробравшись вслед за ним сквозь уличную толчею, она хлопала его по плечу и спрашивала:
— Что это с тобой, Бхаргав? Опиума, что ли, накурился?
Бхаргав испуганно вздрагивал, потом заливался до ушей стыдливым румянцем.
— Нет, ничего, — бормотал он с виноватой улыбкой, — просто я задумался.
— Нашел место задумываться! — упрекала его Нилима. — И в кафе тоже сидишь весь вечер бука букой, не пошутить, не посмеешься. Что ты за человек такой, не знаю!
К тому времени мы догоняли их, и Шукла громко, словно желая подзадорить Бхаргава, хвалилась:
— Поглядите-ка, диди, какая милая ленточка! Это Шивамохан мне подарил.
Но Бхаргав, даже не глянув в ее сторону, снова быстрыми шагами уходил вперед.
— Бедный Бхаргав! — со смехом говорила Нилима. — Эта противная девчонка нарочно мучает его!
— Почему это? Как я его мучаю? — возражала Шукла с невинной гримаской, притворяясь, что не видит во всем этом ничего особенного. — И вообще, что мне за интерес кого-то мучить?
— Но ты ведь прекрасно знаешь, каждое твое слово заставляет его страдать.
— Ну, если кому-то нравится страдать, так пусть и страдает. При чем тут я?
С этими словами Шукла капризно отделялась от всей компании и тоже шла одна. На некоторое время все замолкали.
— Не могу понять Шуклу, — пожаловалась мне однажды Нилима. — Или ты прямо откажи Бхаргаву, или уж разговаривай с ним по-человечески. Что поделаешь, он такой чувствительный — из-за каждой ее глупой выходки готов заплакать. И совсем ничего теперь не пишет. Из-за этой капризной девчонки вся его абстрактная живопись пошла прахом.
— Но ведь они уже помолвлены? — как бы между прочим заметил я.
— Какая там помолвка! Так, одни разговоры. Бхаргав намекнул об этом мне, я передала Шукле. Она была не против помолвки, но только потому, что в то время к Бхаргаву хорошо относился Харбанс. А как только наш художник попал к нему в немилость, так и Шукла стала нос воротить. Видишь ли, все дело в том… — Она замялась на мгновенье, словно ища подходящие слова, потом продолжала: — Все дело в Харбансе. Ведь Шукла под его сильным влиянием. Своей лаской он вскружил ей голову, она возомнила о себе бог знает что, других же теперь ни во что не ставит. Я говорила Харбансу, что так можно жизнь ей испортить, а он только бранится. Так что если Шукла и выйдет замуж, то разве что за человека, которого выберет сам Харбанс. Скажи он ей: «Живи всю жизнь одна», она так и останется старой девой.
