— Давно у вас эта штука? — спросил я. — Раньше я ее не видел.
— Ты прав, она здесь только со вчерашнего дня, — подтвердил он все еще сердитым тоном. — У нас есть один знакомый, Сурджит. Ему подарили проигрыватель, а держать его негде. Он взял да и принес к нам. Не мог же я ему отказать, хотя отлично понимаю, что завел себе еще один источник головной боли. Только соберешься почитать, девочки принимаются пластинки крутить, совсем покоя не стало.
Сурджит? Я насторожился. Одного человека по имени Сурджит я знал еще по Лахору. Правда, встречались мы не часто, но и то, что я знал о нем, никак не характеризовало его с выгодной стороны. Во-первых, он был заядлым любителем спиртного, а во-вторых, пользовался в Лахоре славой завсегдатая известных заведений с красным фонарем.
Можно еще добавить, что я не встречал более отчаянного хвастуна и выдумщика. В те дни, когда мы впервые познакомились с ним, в Лахоре что ни день вспыхивали кровавые столкновения между индусами и мусульманами, и всякий раз, когда дело кончалось резней, по его словам оказывалось, что он-то и был там главным зачинщиком, хотя, как уверяли его же друзья, он и оружия в глаза никогда не видел…
— А не тот ли это Сурджит, — спросил я Харбанса, — который раньше жил в Лахоре, а теперь работает в каком-то делийском еженедельнике?
— Ты знаешь его?
Вложив пластинки в проигрыватель, Харбанс сел возле меня и настороженно заглянул мне в глаза.
— Не очень хорошо, но знаю.
— Да, тот самый. Его приятель был в Германии, оттуда и проигрыватель. Но Сурджит живет в гостинице и пока не хочет обременять себя лишними вещами. Когда, Говорит, обоснуюсь на постоянном месте, возьму его у вас.
Послышалась приятная, мелодичная музыка. Я не знал, среди какого народа она родилась, ее звуки были совершенно незнакомы мне, и, однако, в них заключалось нечто такое, что такт за тактом, нота за нотой проникало в самую глубину души, заполняя все мое существо. Как бы следуя ритму музыки, за оконным стеклом мерно подрагивала паутина, прилепившаяся в углу ниши. Казалось, откуда-то сверху, с неба, плавно кружась, спускалось на землю легкое перышко неведомой птицы. За ним другое, третье, четвертое… Все перышки были одинаковые, словно созданные по единой мерке и образцу — округлые, крохотные, белые… Неожиданно мелодия кончилась, ее сменила другая. Но невесомые перышки продолжали все так же бесконечно, одно за другим, спускаться с небес…
Нилима внесла поднос с тремя чашками кофе и, ставя его на столик между нами, сказала Харбансу:
